Побеждает любовь - страница 21

А счастлива ли я? Да, я счастлива, но если бы я стала трактористкой и вместо Ворончика имела бы трактор и работала на нем, — вот тогда я была бы совсем счастлива. Совсем! Но я и сейчас ощущала себя счастливой. Как я боялась идти в бригаду! Казалось, представят меня женщинам: «Вот ваш новый бригадир», а они и засмеют меня, скажут: «Девчонка, да нами руководить!»

А вышло все по-другому. В бригаду ко мне попала тетя Клава, она первая высказалась:

— Она, бабоньки, работящая да сильно грамотная. Наша-то Дуся-бригадирша чуть буквы писала, все наряды путала, черт те что получалось, выработаешь на рубль, она тебе пятнадцать копеек ставит. А эта грамотная, в школе учится. В каком ты, Даша, классе?

— В шестом.

Тут все женщины заахали:

— В шестом? И учишься хорошо, справляешься? И книги все читаешь, какие надо? Учителя довольны?

Женщины смотрели на меня с большим уважением, а тетя Клава сказала:

— У нас малограмотных в бригаде мало, все больше неграмотные, учиться звали, да где там бабам — детишки да хозяйство.

Я тут же решила про себя, что обязательно уговорю женщин поступить в школу грамоты, помогать буду и неграмотность их ликвидирую.

Задание наша бригада получила тяжелое. Два звена я должна была послать в поле откапывать из-под снега скирды. С молотьбой у нас в совхозе дело затянулось, и много хлеба осталось под снегом.

Откапывали скирды, сбивали с них корки, везли к молотилке в ригу. Зерно было, конечно, проросшее, молотили его вместе со льдом, ведь его никак не выколупаешь.

Третье звено я должна была послать на другое поле — откапывать из-под снега капусту. Ее убрать всю тоже не успели.

И та и другая работа в поле была тяжелой. Какое звено куда послать? Я робела, но старалась говорить уверенно и спокойно. Клавино звено послала на капусту, а другое — копать скирды.

И звенья очень спокойно приняли задания и без всяких разговоров пошли на работу. Так начался мой первый день бригадирства.

На конюшне мне сказали:

— Вот из этих трех жеребцов выбирай, бригадирша, себе любого.

Лошади были старые и на тяжелую работу уже не годились. Я была просто счастлива, что мне дают лошадь, я очень любила коней, а тут еще даже можно выбирать самой.

Один из коней, крупный, тяжелый, серый в яблоках, уткнул морду в ясли и на нас не обращал абсолютно никакого внимания. Второй стоял, понурив голову. Третий, некрупный, повернул к нам морду и скосил на нас веселый лиловый глаз. Я подошла к нему, он потянулся ко мне, и его задорные глаза с любопытством смотрели на меня. Звали его Ворончиком. Я выбрала его. Очень скоро он уже различал мои шаги, он слышал их издалека и встречал обычно веселым ржанием.

Я работала со звеном на капустном поле. Было холодно, мела поземка, рукавицы у большинства были плохие, сильно мерзли руки. Смерзшуюся капусту приходилось с большим трудом срубать лопатой. Мне было очень тяжело, быстро мерзли ноги в лаптях, но я знала одно: мне нельзя отставать от женщин, я должна подавать им пример, должна оправдать доверие Глебова. Должна!

В конце дня я пошла в ригу узнать, сколько копен привезло наше второе звено.

Тут же в риге был и Глебов. Он перебирал руками зерно, лицо его было хмурым и сосредоточенным. Я подошла к нему:

— Александр Сергеевич, звено наше хорошо поработало? Много копен навозили?

Глебов поднял на меня глаза, они были холодными, стальными. Он несколько минут сурово глядел на меня, от его тяжелого взгляда мне стало не по себе. Никогда еще я не видела Александра Сергеевича таким. Он сказал сурово:

— Вот за это проросшее зерно, что идет в молотилку вместе со льдом, нас расстрелять мало.

В риге сразу стало тихо.

Наконец Антон нарушил молчание:

— Эге, куда хватанули… Сильно!

— Сильно? — резко спросил Глебов. — А не сильно выращенный урожай сгубить? Народу хлеба не хватает, а лентяи да разгильдяи хлеб под снегом оставляют, это что, не «сильно» скажете?

И опять тишина.

— Вот так, Даша, — немного погодя обратился ко мне Глебов, — только так! Ты теперь бригадиром работаешь, требовательной будь и к себе и к людям, в работе суди по самым строгим и суровым законам, и снисхождений не имеешь права делать. Судья нам — Родина.