Поцелуй воина - страница 64

– Bruja.

– Ты обзываешь меня ведьмой? – Она плюнула на землю между его широко расставленными ногами. – Ты единственный, кто выбрал то, чего не делает никто из братьев. Почему? Ты будешь стоять в стороне и позволишь опустошить это место? Ты оставишь меч лежать на земле и допустишь гибель людей?

– Нет, и мои поступки за последние несколько дней тому доказательство.

– Тогда зачем давать клятву? Ты должен был знать, что для таких, как ты, воздержание будет невозможно.

Он склонил голову набок.

– Для таких, как я?

– Для воина. Ты не священник, каковы бы ни были твои иллюзии.

–– Я был им, ты это понимаешь? Но больше нет.

Его отрывистый крик разлетелся по залу. Даже факелы, казалось, вздрогнули – пламя отбросило жутковатые пятна на его мрачное лицо.

– А воины не женятся?

Заложив руки за спину, Габриэль подошел к стене, увешанной разнообразнейшими мечами, от простых палашей до странных зазубренных клинков из далеких земель. Он смотрел на них с непроницаемым выражением лица. Сожаление? Печаль? Решимость? Примерно так же он смотрел на ее обнаженное тело.

– Каждый гарнизон должен стать городом. Самый легкий способ сделать это – превратить неженатых мужчин в респектабельных горожан с обязательствами, женами и детьми, которых нужно защищать. Вот почему они населяют эти города при сторожевых постах и вот почему терпят существование сожительниц. Это не брак, но маленький шаг в сторону стабильности.

– Но ты в стороне от всего этого?

– Я должен.

Ада подошла к нему. Они стояли плечо к плечу. Как это было бы – полагаться на такого человека, действительно рассчитывать на него как на партнера и друга?

Разжигая в себе чувство гнева, Ада встала перед Габриэлем.

– Большинство людей дают обеты только тогда, когда искренне верят, – сказала она. – Они чувствуют связь с высшей идеей. Они чувствуют себя призванными – даже обязанными – дать обет Господу. Они не используют их как тюрьму или наказание. Ты спрятался от мира и выстроил вокруг себя клетку.

– Ты не знаешь меня.

– Ты прав. Мне интересно, каким бы ты был на свободе.

– И был бы свободным от моих обязательств?

– Свободным от этой лжи. Я знаю, что сказала достаточно. – Она подошла к нему ближе, чувствуя его жар. – Ты не подходишь этому месту. Все видят, насколько ты отличаешься. Ты здесь чужой.

– Я... – Его голос стал хриплым до скрипа. – Я здесь не чужой. Ты не отнимешь этого у меня, каково бы ни было твое тело и твои слова.

– А чем ты был без ордена?

Темные глаза закрылись, он был повержен.

– Рабом и убийцей. Вот почему я решил связать себя этими клятвами.

Она покачала головой.

– Я не верю...

– Ада, не имеет никакого значения, во что ты веришь.

– Нет. Нет! Только то, во что ты веришь. Ты придумываешь ограничения, которые причиняют тебе боль. Ты отрезаешь себя от жизни. Насколько я знаю, ты лжешь мне! – Слезы рвались на свободу. Он не монах – это было ясно с самого начала. Но она воображала его воином, кем-то могущественным и сильным. Кем-то сильнее ее. – Ты скажешь мне правду? Ты доверишься мне?

Но он не ответил. Его глаза предостерегали ее. Мужчина, которого она касалась и любила сегодня утром, исчез. И будет лучше, если она забудет, что он когда-либо существовал.

Факелы догорали, тихо мерцая за его спиной. Габриэль полночи простоял в оружейном зале, не в силах стряхнуть оцепенение. Если он вернется в свою келью, то останется наедине со своими мыслями, своими ошибками и своей плетью. Никогда он не считал себя трусом, но сегодня вечером он вряд ли сможет вынести наказание. Раны, которые ему причинила Ада, и так достаточно жестоки. Он чувствовал себя изможденным и разорванным на куски.

«Расскажи ей, – нашептывал голос в его голове. – Она поймет».

Нет. Ада может понять, почему он выбрал монастырскую жизнь, но никогда не сможет осознать, кем он был прежде.

Покушение на жизнь короля – как она сможет простить это?

Если бы ход битвы при Аларкосе чуть изменился, хотя бы чуть-чуть, король Альфонсо оказался бы на милости клинка Габриэля. Но милость – это для слабаков. Шесть лет назад, в Аларкосе, он не знал значения этого слова.

Стоя перед стеной мечей, Габриэль открыл глаза. Сняв один, он взвесил в руке идеально сбалансированное оружие. Эфес соответствовал клинку и давал ему грациозность и силу. Простота. Только металл и человек. Габриэлю не позволялось иметь мнение, куда повернуть свой клинок, как лошади, которая не может противоречить всаднику. Всего лишь посланник, он доставлял адресату смертельное намерение своего отца, не задумываясь и не сожалея.