Под чужими звездами - страница 15

— Ты член профсоюза?

— Нет, сэр, — с горечью ответил я, решив, что все пропало. Но «доктор», видимо, остался доволен.

— Отлично. И не коммунист?

— Нет, сэр!

— Отлично. Венерическими не страдаешь? Прекрасно. Ступай к боцману. Годен. Да смотри, за тобой бутылка «мартини».

Что такое «мартини» я не понял, но радостный выскочил на палубу. Судно медленно выползало на середину Гудзона. Боцман одобрительно хрюкнул:

— Чертов парень! В океане был? Нет, говоришь. Неважно. Из тебя выйдет славный моряк, только меньше болтай о политике. Капитан этого не любит. Будешь вахту держать вместе с Оскаром. Он неплохой матрос, хотя в башке у него немного не в порядке. Научит тебя морскому делу.

По крутой железной лесенке я спустился в кубрик. Привыкнув к полумраку, различил узкие, в два этажа койки с бортиками, покрытые байковыми одеялами. Посредине кубрика стоял дубовый стол в окружении таких же тяжеленных скамеек, привинченных к полу. Под трапом — шкафчики для одежды, умывальник с потрескавшимся зеркалом, и вдоль борта — полка с разной посудой. Над столом чуть поскрипывала медная лампа на кольцах. В иллюминаторы плескались зеленоватые волны.

С палубы слышались топот ног, скрежет якорной цепи и ругань боцмана. Судно, набирая скорость, вышло в океан. Теперь только я, кажется, поверил в свое счастье. Но куда же мы плывем? А впрочем, не все ли равно. Лишь бы была работа.

Съев оставленный кем-то на столе черствый кусочек хлеба, я дожидался хозяев кубрика. Первым спустился в кубрик высокий матрос в желтой проолифленной куртке.

— Лопать хочешь? — вместо приветствия спросил он, подавая широкую твердую, как жесть, руку. — Ешь, отдыхай, и с ночи на вахту со мной. Я — Оскар.

Он достал банку тушенки, хлеб, и мы поели, запивая холодным чаем наш ужин. Один за другим спускались в кубрик матросы, на ходу скидывая пахнущие олифой, просоленные робы. Это были здоровые, сильные ребята с обветренными лицами и крепкими руками. Началась качка. Судно накренялось с борта на борт на просторной океанской волне. «Ничего, привыкнешь», — заметил Оскар. Он показал мне койку на втором этаже под иллюминатором. Раздевшись, я лег и вскоре уснул, покачиваясь, словно в люльке. Матросы тоже забрались в свои ящики-койки, и скоро в кубрике наступила тишина, прерываемая лишь скрежетом якорной цепи да глухими ударами волн в борт судна.

Меня разбудил Оскар:

— Начинается шторм. Надевай робу, — пробурчал он, подавая мне жесткую куртку и штаны. — А вот рукавиц нет, — виновато добавил Оскар. — Придется купить в лавочке, хотя этот негодяй Сильман дерет втридорога.

Полусонный, я поднялся за Оскаром на палубу. Качка усилилась. В темноте были видны белые гребки волн, а справа, на горизонте, едва виднелись слабые огоньки берега. К моей радости, я не поддался морской болезни, и вахта прошла спокойно, если не считать, что продрог до костей. На рассвете нас сменила другая пара матросов.

Но едва я забрался в свою люльку и согрелся, как дверца кубрика распахнулась и ворвался боцман.

— Все наверх, черти полосатые! Аврал! — простуженно зарычал он.

Мы моментально сорвались с коек. На палубе гуляли волны. Океан, бурый от гнева, с белыми барашками разъяренных волн, обрушился на старое судно. «Бони Брук» тяжело полз по ухабам водяных гор, то зарываясь до спардека в соленую кипень волны, высоко задрав корму, то оседая на корму под тысячетонным валом, и скрипел всеми переборками, не надеясь вынырнуть. Но проходило мгновение — на нос обрушивалась другая волна, винт беспомощно крутился в воздухе, и пароход останавливался, дрожа, как уставшее животное, чтобы затем вновь окунуться в набегающий вал. Откинув мокрую прядь со лба, Оскар заорал, пересиливая шум бури:

— Пауль, за мной! Держись за шторм-леер!

Я догадался, что шторм-леер — это канат, протянутый вдоль борта. Схватившись за него, побежал за Оскаром по скользкой палубе. И вовремя. Волна с борта, изогнувшись хищным зверем, накрыла нас, палуба провалилась под ногами, и, если бы не спасательный канат, меня унесло бы в океан. С ворчанием утаскивая деревянные рундуки и доски, волна схлынула с палубы, и мы, переводя дыхание, мокрые, побежали дальше, к мачте.