Под перекрёстным огнём (том 2) - страница 5

Сработала система вызволения из неприятностей быстро. Уже через два часа за мной пришли два необъятных, но вежливых охранника и повели в кабинет следователя. В котором в «гражданском» строгом деловом костюме сидела и пила терпкий (судя по запаху) кофе Катарина. Мой куратор и персональный инструктор скользких дисциплин, которые не преподают ни в одной академии, кроме разве разведки и контрразведки. Сука из сук, но МОЯ сука из сук, которую я обожаю, как бы иногда ни хотелось её задушить.

— Присаживайтесь-присаживайтесь, молодой человек! — ехидно ухмыльнулся комиссар. Описывать его внешность и внутренности не хочется — таковых комиссаров у меня в жизни было много, а будет ещё больше. — Что же это вы так, хороших знакомых подставляете? — Кивок на Катюшу. — Не было других способов найти себе приключения? Обязательно сделать что-то противозаконное?

— Мы хотели договориться, и даже оставили им золото, — парировал я. — За пользование услугами этой части парка.

— Вы избили четверых охранников при исполнении! — повысил он голос. Видно, думал, я проникнусь. Катарина незаметно для этого типа презрительно скривилась. — У одного ЧМТ, травма серьёзная, есть протокол обследования. При чём здесь золото и пользование услугами?

Я молчал. А что ему можно было сказать? Он не на том уровне пытается общаться с нами, на какой мы ему намекнули.

— В общем, Хуан, за вас походатайствовали, — решил он не позориться, ибо что-то понял. — УплАтите штраф. Оплатите компенсации избитым, за которые они согласились считать, что «поскользнулись и упали, нанеся себе ушибы и повреждения»… — Комиссара перекосило, но ничего, милый, терпи. Тебе же тоже на лапу сунули. — …И… Пока — свободен.

— В смысле, свободен?

— В смысле, можешь идти, — указал он на створки.

— А Марина? — не понял я и грозно нахмурился.

Комиссар нахмурился тоже, но иронично.

— К сожалению, её я отпустить не могу.

— Что за новости? — напряглась Катарина. Видно, этот момент оговорён не был. Впрочем, она же явилась вызволять меня, вот про Марину эти гады решили промолчать, и струсИть отдельно, по факту моего фактического освобождения.

И тут комиссар сделал ошибку — открыто продемонстрировал торжество.

— Ваша супруга, сеньор… Ши-ма-нов-ский… — сверился он с вихрем на столе, — избила сокамерницу. Нанесла ей тяжкие повреждения. Она изолирована, и над нею висит отдельное дело, куда интереснее вашего хулиганства… — Глазки подонка «поплыли» от эйфории золотого блеска. Видно, что-то действительно серьёзное. Марина-Марина! Да что ж у тебя сегодня за тяга к приключениям-то?!

— Сильно избила? — стараясь держаться ровно, ухмыльнулся я.

— Выбила глаз. Выдавила. Рукой. — Комиссара перекосило — видимо, мяса-крови там было много, и подобных ужастиков он не видел давно. — Это ОЧ-ЧЕНЬ серьёзное обвинение, сеньоры! — совершенно искренне сверкнул он глазами, глядя на Катарину. Намекая, что отдельная такса настолько большая, что мы должны не дёргаться, а бежать в банк, если он ещё не закрылся.

Угу-угу. Не на ту напал. Не знает уважаемый мою Катюшу. Та вздохнула, равнодушно зевнула, и, игнорируя какие бы то ни было требования, осмотрела ногти на правой руке.

— Сеньор, мы так не договаривались.

— Сожалею, но это на самом деле так. Она находится в отдельной камере, и ей грозит дело об изуве…

— Сеньор, это ваши сложности! — отрезала моя валькирия. — Или вы сейчас приводите девчонку и мы все вместе уходим, или…

— Или…? — нахмурился комиссар, понявший, что сел в лужу, что-то не так, но панически не понимающий, что именно.

— Или я встаю и ухожу, одна, — закончила она. — И последствия этого шага разгребайте сами.

Катарина вдруг встала… И сделала невозможное. Ничего не стесняясь, картинно забрала у опешившего сотрудника правопорядка со стола лежащие там золотые пластины. Конечно, это были те самые, которыми она меня откупила… Но сам сюжетный поворот вверг меня в ступор, хотя я эту милашку вроде как знаю, как облупленную. Фиг я чего-то понимаю в извращённой логике корпусных стерв!

Комиссар не знал логики корпусных стерв даже на моём уровне. И единственной его реакцией на раздражитель стало удивлённое мычание с отвиснутой челюстью.