Под шорох наших дизелей - страница 8
Как-то в лютый мороз я был зван в гости и, задумав по-быстрому привести себя в порядок, решился-таки на посещение «публичного душа». В целом, все было не так уж плохо. Равномерно, в отличие от корабельного душа, шла горячая вода, и было довольно жарко, как и принято в бане. К сожалению, напрочь отсутствовал такой важный элемент, как предбанник, отчего шинель приходилось вешать на гвоздь прямо в кабинке. В итоге, одежда оказывалась совершенно сырой, что после выхода на хрустящий мороз немедленно превращало вас в «статую командора». А попытка согнуть руку в локте неизбежно вела к звонкому откалыванию рукава. Неудивительно, что, встретив на улице Монтевидяево (одно из распространенных названий поселка) странных людей с растопыренными, подобно огородным пугалам, руками и «чаплинской» походкой, старожилы сочувственно провожали их взглядом, и сдержанно приветствовали, стараясь не провоцировать на резкие телодвижения…
Объемы жилищного строительства ширились. В связи с ожидаемым приходом соединения атомоходов в соседнюю Ара-губу к концу 70-х началась застройка правого берега Урицы - Заречья. Даже холостяки стали получать, если не квартиры, то, по крайней мере, комнаты в новых домах, с горячей водой и прочими прелестями цивилизации. В нашем экипаже таким счастливчиком стал доктор Юра Савран. Замечательный специалист и человек, он был, к сожалению, жутко раним и восприимчив к флотским подначкам, отчего постоянно становился объектом розыгрышей. Но о них разговор особый. Следующим обладателем комнаты почему-то стал уже упоминавшийся злодей-баталер. Как-то поутру один из сослуживцев поинтересовался, не читал ли я в «Гальюн таймс», как мы именовали флотскую многотиражку, статьи о себе?
Я искренне удивился, так как до этого единственным случаем отражения моей скромной персоны в печати была карикатура в училищной стенгазете. Истинным «героем» означенной статьи оказался наш проворовавшийся «вещевик», но в самом конце действительно фигурировала фраза, косвенно затрагивавшая меня - «…и этому человеку (баталеру) дали однокомнатную квартиру, в то время как гораздо более достойный человек - штурман этого же корабля, до сих пор живет в общежитии...». Я воспринял публикацию как тонкий комплимент и предвестник грядущего новоселья.
Свою первую комнату в новой двухкомнатной квартире (дом № 21-38) я получил уже старшим лейтенантом и был несказанно рад. Окно комнаты выходило на котельную и упиралось в сопку на северной стороне. Поэтому солнце, а точнее самый верхний его краешек, посещало мою обитель лишь раз в году в самый длинный день - День Летнего Солнцестояния. День этот широко отмечался штурманами, как профессиональный праздник, наряду с Днем зимнего солнцестояния и обоими Равноденствиями. Первое, что я сделал - расписал стены и потолок, картинами Страшного суда, наивно полагая, что это сможет остановить мою соседку в стремлении превратить мою комнату в зал вечернего телесеанса. Замки в коммуналках считались у нас дурным тоном и признаком недоверия... Вскоре в комнате появилась и первая мебель - новый, но слегка покосившийся диван. Он появился в ходе командировки в Североморск, в штурманские мастерские. Не близкий путь, почти 100 км, был проделан в полуоткрытом «Урале», правда, в очень приличной компании трех коллег-штурманов с соседних лодок. С мебелью в родном поселке была напряженка, поэтому, когда по завершении служебного задания на глаза попался чудный зеленый диван, я, не задумываясь, купил его. Настораживало одно, ближе к вечеру температура упала до минус 28єС. По-прежнему радовала добрая компания, которая, нахохлившись и готовясь к худшему, расположилась на «софе», предусмотрительно набрав выпивки. Последнее помогло лишь отчасти. Чтобы «не врезать дуба», мы были вынуждены постоянно подпрыгивать. Километров через 70 треснуло основание, а к моменту триумфального въезда в Видяево диван лишился всех четырех ножек... Однако в разобранном состоянии он был как новенький. Любил я поваляться на нем в ожидании неизбежных, как сама судьба, оповестителей. Со временем их перестала останавливать даже тарабарская записка на дверях «Коля, я у Васи» без указания адреса. Жили-то мы по «закону Бернулли» - в девять отпустили, а в десять вернули!