Под солнцем цвета киновари - страница 13

На главной церемониальной площади Ушмаля, лежащей у подножия пирамиды Кукулькана, не осталось свободного места. Из самых отдаленных уголков страны Пуук сюда стекался народ, чтобы поучаствовать в праздничном гулянье, прикупить или обменять что-нибудь в торговых рядах ярмарки, посмотреть на игру в мяч пок-а-ток, а самое главное — полюбоваться на жертвоприношения — пышные, зрелищные и кровавые. Ближе всех к пирамиде расположились важные сановники батабы — пожизненные военные вожди и знать. Яркие перья в виде плюмажей, диадемы из нефритовых бусин, тюрбаны, а также головные уборы, украшенные длинными лентами — имитацией стебля маиса, пестрели на головах почтенных хозяев. Как правило, на плечах таких знатных вельмож красовались широкие плащи из шкуры ягуара, выставляющие напоказ разноцветные жилеты-школьи из хлопка и перьев. Некоторые знатные особы носили пестрые юбки, прикрывающие набедренные повязки маштлатль, свисающие концы которого также украшали перья или мозаика из нефрита. Ноги знатных вельмож были обуты в кожаные сандалии. Чем дальше от пирамиды находились люди, тем беднее был их наряд, ограниченный порой одним маштлатлем. Зато у каждого пришедшего на церемонию были припасены украшения в виде браслетов, ожерелий, сережек или нефритовых бусинок, вставленных в нос. Ближе всех к будущему месту кровавых событий расположились музыканты со своими инструментами. А на самой вершине пирамиды возле храма, где находился жертвенный алтарь, в окружении гвардии восседал на троне сам халач-виника и ах-кин-маи города Ушмаль Ах-Суйток-Шив.

Как и следовало великому правителю, он был одет в ослепительный по своей красоте наряд. Первое, что бросалось в глаза, — великолепный шлем в виде головы птицы с перьями кацаля, которые при малейшем дуновении ветерка вспыхивали яркими огоньками, переливаясь на солнце всеми цветами радуги. Преобладали в этой феерии темно-фиолетовые тона. На плечах правителя красовалась накидка из пластин нефрита с бахромой из перьев.

Талию украшал пышный пояс с тремя человеческими ликами, смастеренными из нефритовой мозаики, а ниже пояса виднелась юбочка, украшенная ромбами из длинных трубковидных бусин, нашитых на ткань. Ноги халач-виника были обуты в сандалии из шкуры ягуара с кисточками из перьев на подъеме и кожаными лентами, вдетыми в ноговицы и перекрещенными до самого колена. В руках он держал копье, обшитое шкурой ягуара. Ах-Суйток подал знак, музыканты подняли свои огромные деревянные трубы с наконечником из тыквы, который усиливал резонанс, и на многие километры окрест возвестили о начале последнего кина празднеств. Грянули тункули, и на площадь с луками в руках вышли воины. Как только к специальным столбам привязали рабов, захваченных в одном из военных походов, с нарисованными белой краской мишенями в области сердца, лучники закружились в «танце смерти». Это послужило началом кровавого представления, длившегося целый кин, в течение которого обреченных на муки и смерть рабов, преступников и пленных заставляли подниматься на пирамиду и после пыток и казни под общее ликование толпы сбрасывали к ее подножию. Потоки людской крови стекали вниз по специальному желобу, и, казалось, ей не будет конца…

Наконец, когда поблекли краски дня и солнце устремилось за горизонт, усталые чаакообы, помощники жреца накома, вывели из бани Кукульцина. Глиняными черепками они нанесли синюю краску на себя и на тело жертвы и потащили изможденного чилама к жертвенному алтарю. На вершине пирамиды их уже поджидал наком Ош-гуль. Раскрашенный, как и его жертвы, в синий цвет, палач не выглядел утомленным, несмотря на то, что вот уже почти десять часов орудовал ножом из обсидиана, вспарывая животы и отрезая конечности несчастным.

Синяя краска уже не могла скрыть его багровых от спекшейся крови рук. При виде своего врага Ош-гуль оживился. Он приготовил для Кукульцина самую изощренную пытку. Увидев в его руках палочку для наматывания кишок, Кукульцин изменился в лице, казалось, мужество оставило его, но гордый чилам, не проронив ни слова, лег на жертвенный алтарь. Крепко держа его за руки и ноги, чаакообы приготовились к пытке. Ош-гуль наклонился над Кукульцином и, с наслаждением глядя своей жертве в глаза, осторожно, словно нехотя, ткнул ножом в живот.