Под созвездием Рыбы - страница 6

Но я все же перезарядился, сунув аппарат в рукава душного капитанского полушубка, — раб идеи фиксации.

Поднявшись в рубку, я прицелился в стрекозу.

— Да приколи ты ее, — сказал Иван Иваныч, — и неси на палубу фиксировать.

Глупая игла нашлась, швейная игла, коротенькая — в полмизинца.

Даже не вынув из ушка черную нитку, я воткнул иглу в стрекозу.

Мне показалось — стрекоза прямо закричала.

Вырвав иглу из моих рук, она ударилась лбом о стекло.

Она сгорала, она так билась крыльями, что еще немного — и пролетела бы стекло.

Замедленно она накренилась, как сбитый самолет, и, зацепив крылом амперметр, грохнулась мертвая на пол под штурвалом.

Медные насечки и ромбики на ней поблекли, она стала маленькой и черной обыкновенной стрекозой.

Под созвездием Рыбы

Я коллекционирую реки.

С удовольствием перебираю в памяти те, на которых побывал, жил на берегу в избушке или в палатке, ловил рыбу, рисовал.

Первое место занимает, конечно, Вишера, которая впадает в Каму. Это настоящая красавица, с течением то быстрым, то плавным, с порогами, с тайгой и с причудливыми скалами-скульптурами над черными омутами. В ней водятся и таймень, и хариус, настоящий хариус, крупный, с фиолетовым плавником, черным лбом и золотым брюхом. Я ловил его. А вот тайменя не ловил, зато видел с лодки, как он дремлет в глубоком бочаге на камнях, увитых охряной водорослью.

О Вишере можно писать и вспоминать сколько угодно, но есть в запасе и другие реки. Ну, хотя бы подмосковная речка Ялма, которая протекает в Мещерских лесах. Шириной с болотную канавку, она вдруг разливается великими плесами, на которых осенью берет язь.

Хороши названья рек из моей коллекции. Например, притоки Вишеры — Вёлс, Улс, Лыпья. Или Карабула — приток Ангары. Карабула — вот уж действительно разбойничье, пиратское слово.

Над Карабулой я летал в вертолете с десантниками, выслеживающими таежные пожары. Она извивается по тайге, сворачивается змеей, оплетает тайгу какими-то тройными морскими узлами, ее излучины блестят под солнцем и трепещут, как хариусы.

Есть в запасе и два ручья, протекающих в Якутии. Вот как звучат их названия — Юндюлюн и Кюндюдей.

Я коллекционирую реки — рисую их, ловлю в них рыбу. Но когда нет возможности выехать из Москвы — я тоскую, удилища сохнут, в альбоме — пусто. Тогда я иду на Яузу, как-никак она тоже в коллекции. Но совсем уже никудышной стала Яуза. Ни погода, ни время дня, ни цвет неба никак не влияют на цвет ее воды. Она уже ничего не отражает, кроме унылых гранитных берегов.

Но вот чудо — неподалеку от Андроньевского монастыря я как-то видел двух уток. Это были кряквы, прилетевшие с Чистых прудов или из Лефортова. Неподалеку землечерпалка поднимала со дна грунт, цветом и фактурой напоминавший вар или гудрон.

Весенние кряквы на Яузе — уникальное зрелище. Прохожие останавливались, показывали на них пальцем.

Всю весну протосковал я в Москве, созерцая Яузу, и когда мне предложили командировку на Кубенское озеро — немедленно согласился, конечно, не предполагая, что стану коллекционировать озера.

Под солнцем кубенская вода — янтарного цвета.

Под бортом катера, в тени — она, как крепко заваренный чай, а дальше постепенно желтеет, солнце высвечивает ее. Метрах в пятнадцати от судна вода принимает цвет неба.

Плаванье по озеру — бесконечное удовольствие. Чудно, что ты оказался вдруг причастным к водному простору, который с берега казался совершенно недосягаемым. Только что мы глядели с бугра не кубенские воды и вдруг видим этот бугор и церковь на нем снизу, с воды. Там, под церковью, маленькая фигурка, человек с неразличимым лицом. Не Акакий ли переворачивает камни, ищет червяков?

Акакий — это мой спутник, художник Витя. Дурацкое прозвище не огорчает и не раздражает его. Акакий так Акакий — плавать.

Он стоит за штурвалом рыбоохранного катера УР-100 уверенно, будто не в первый раз. Инспектор и капитан вполне доверились ему.

Озерное плаванье не сравнить с морским.

Мне раньше приходилось плавать по Черному морю на военных кораблях — на тральщиках и на МПК. Огромные просторы, роскошный берег, учебные стрельбы, субординация — все это придавало плаванью особый колорит. Здесь — близок заболоченный лесистый берег, слышно, как лают псы на берегу, озеро кажется близким тебе — теплей, человечней. Да и катер этот УР милей любого военного корабля, где все надраено и задраено.