Под стягом Святослава - страница 43
Греческий посол, важно выпятив живот, встал перед печенегом. Они были знакомы давно по встречам в Херсонесе, где Товлыз появлялся то как соглядатай Радмана, то как торговец скотом. Михаил чуть не расхохотался — настолько нелеп был вид печенега: босого, в красной парче, которая прилипла к телу, особенно в нижней его части, где сквозь мокрую дорогую ткань просвечивали штаны из грубой шерсти.
По обычаю его языческой веры, голова кочевника наполовину ото лба была выбрита, а позади торчали шесть жидких косиц. Товлыз пытался казаться гордым и грозным, чтобы оправдать свое прозвище «Свирепый», но невольная робость перед могущественным греком нагоняла на лицо печенега растерянность и испуг.
— Я слушаю тебя, хан. Скажи о твоем здоровье, — припомнил сановник степную вежливость. — Здоров ли твой сын и твои жены? Много ли жира нагуляли твои кони?
— Все здоровы, — коротко ответил печенег. — А как ты?
— Спаси Христос!
Что касается здоровья, то Товлыз ответил патрикию только на первую половину вопроса — о семье. Про скот же указал:
— Плохая зима была. Много коней пало. Волы подохли. Беден совсем стал. Как буду жить — не знаю!
Печенег хитрил, чтобы выторговать на будущее приличную плату с греков за провоз кондуры посуху, мимо днепровских порогов.
— Цари Пацинакии Куря, Илдей и Тарсук напали на земли Романии, — не слушая кочевника, заговорил патрикий. — Император разгневан…
— Они уже вернулись, — перебил его печенег. — Много воинов потеряли. Злые теперь. Если узнают, что ты тут, тогда и тебя убьют, и людей твоих.
Умиротворяющее тепло разлилось в груди Михаила, радостно сжало сердце: грязные варвары разбиты, согнаны с Ромейской земли. «Слава Иисусу Христу! — помолился про себя патрикий. — Слава стратигу Иоанну Каркуасу!» Но вслух хитроумный грек ничего не сказал, и даже выражение лица его не изменилось: он продолжал прерванную речь как ни в чем не бывало:
— Император знает, что Радман не пустил своих воинов в поход против нас, и за это прислал ему дары…
— Давай! — протянул печенег скорую ладонь. — Давай дары, я передам их бек-хану! — Глаза степняка алчно блестели.
— Порядка не знаешь? — прищурился Михаил. — С царем Радманом я буду говорить сам. Он должен ждать меня на берегу. Я дам ему своих заложников, а он должен оставить мне своих. Тебя, например!
— Порядок я не забыл, — сразу сник печенег. — Отвези меня на берег. Я дам знать бек-хану о твоей воле.
— К чему торопиться? — рассмеялся патрикий. — Зайди ко мне. Бузы выпьем.
Глаза хана опять вспыхнули. Этот разговор происходил на тюркском языке, которого здесь, на судне, никто не понимал.
Пока патрикий развлекал опасного гостя и угощал его роскошными яствами, солнце уже выплыло из-за холмов.
Катафракты с тревогой наблюдали за отлогим левым берегом. Там бурлила толпа степняков, готовая атаковать кондуру с воды. Хрисант доложил об этом Михаилу. Товлыз тут же, не дослушав, выскочил на палубу и гортанно крикнул что-то своим. Кочевники, все как один, отхлынули от воды, только топот тысяч копыт прогрохотал. Вскоре и его не стало слышно.
— Лихо! — изумился спафарий. — Рукой махнул — и нет никого. Нам бы так научиться повелевать своими воинами.
Хан осклабился, весело подмигнул катафрактам, шагнул обратно в каюту. Патрикий спокойно ожидал гостя.
— Мои люди уже привели десять пар самых могучих волов, — продолжил разговор Товлыз-хан. — Охрану тоже дам. Сам с сыном в заложники пойду. А ты мне дашь бека Хрисанта и того мальчишку в синем архалуке.
— Кого?! — изумился и встревожился патрикий: тот, о ком сказал печенег, был царевич Василий. «Однако зорок глаз грязного варвара. Быстро разглядел алмаз в куче простых камней, — подумал сановник. — Но шалишь! Твоя голова его не стоит!» Вслух же многоопытный грек сказал поучительно: — Среди воинов у меня такого нет! Нельзя требовать невозможного!
— А зачем мне воин? Мне хватит одного Хрисанта. Он пяти воинов стоит. Пусть вторым молодой невоин будет.
— Он сын купца, — рассмеялся Михаил, — значит, просто гость на моем корабле. Разве я могу гостя в заложники дать?
— Ну ладно, — вдруг согласился печенег. — А кто вторым будет?