Под стягом Святослава - страница 44

— Найдем.

— Теперь скажи, сколько заплатишь? Дорога трудна и опасна.

— Пятьдесят динаров за весь путь. Ты разве забыл? За кондуру всегда так платили.

— Мало! — ощерился Товлыз, и глаза его хищно сверкнули. — Рядом орда баяндеров ходит. Может быть большой бой. Погибнут воины. Жизнь батыра дорого стоит.

— То ли будет, то ли нет! — откровенно рассмеялся патрикий. — За несвершенное не плачу. А если будет бой, то за каждого погибшего воина ты получишь по десять динаров.

— Не я получу, а родичи его!

— Мне все равно.

— Пусть будет так, — согласился хан. — Когда начнем перетаскивать твою большую лодку?

— Как только позавтракают катафракты и гребцы.

— Хорошо… К тому времени, когда мы перетащим твою большую лодку через последний порог, бек-хан Радман Могучий придет туда. Я думаю, баяндеры побоятся напасть на нас, раз бек-хан так близко.

— Я тоже так думаю, — улыбнулся сановник, наливая в кубок печенега густое греческое вино…

Едва завтрак был закончен, снизу раздались хлесткие удары бича, стоны, ругань, стук уключин. Вскоре весла вспенили воду и кондура ходко пошла к берегу. Рядом с кормчим стоял Товлыз Свирепый, вытянутой рукой показывая направление.

На пологом берегу греческий корабль ждала толпа печенегов. Ревели попарно запряженные волы. Возницы стояли рядом.

Когда нос судна коснулся берега, хан прокричал что-то. Кочевники отхлынули от воды, только остались волы да возницы. Бросили сходни, на влажный от росы песок ступили вооруженные катафракты. От толпы печенегов по приказу хана отделился молодой воин и поднялся на кон- дуру. В свою очередь на берег сошли греческие заложники: спафарий Хрисант и богатырь, выбранный Товлызом из числа охранников патрикия Михаила. Оба они, как и печенеги-заложники, были безоружны.

Теперь катафракты выгнали из трюма гребцов. Все рабы были скованы цепями попарно. Отнюдь не для праздной прогулки вывели их. Невольникам предстояла работа тягловой скотины.

Печенеги-возницы по знаку кормчего подвели животных к носу судна. Рабы стали укладывать под днище тяжелые слеги, снятые перед тем с палубы, закреплять толстые пеньковые канаты на корме, бортах и на носу кондуры.

Наконец с трудом впрягли волов. Все было готово для движения. Возницы возопили — волы напряглись.

— Ну вы, бездельники! — заорал надсмотрщик, сопровождая ругань секущими ударами хлыста. — Помогайте тащить! Впрягайтесь! Вперед!

Рабы со стоном натянули канаты: тяжелый корабль тронулся с места и оказался на суше…

— Русалки балуют, — говорили смерды. — Заманивают путников. Как только человек ослабнет силами в погоне за водой, оне защекочут его и в подводное царство утащат.

— Тять, а тять! Неушто правда, што там воды нет? — спрашивал голопузый мальчуган.

— А ты спытай, побеги туда, — смеялся отец.

— Так далече ж. До того распадка небось версты три будет. Мы там летось с мамкой грибки собирали, и воды тогда никакой не было. А какие оне, русалки, а, тять?

— Русалки-та? Да так, девы красные. Только замест ног у них рыбий хвост.

— А как же оне на деревья лазают? Небось с хвостом-та несподручно?

— А их леший подсаживает. Он их щекочет при сем, а оне смеются.

— Тять, а та русалка…

— Хватит воду в ступе толочь, Мязга. Погоняй волов, пахать время приспело.

Вонзается лемех плуга в мягкий грунт, жирные, блестящие пласты валятся в сторону. Пряный дух земляной кружит голову. Мужик на ходу подбирает горсть жирного чернозема, нюхает и произносит смачно:

— Р-репа-а!

Следом за оратаем[71] роятся в небе и скачут по вспаханной земле тучи сизо-черных грачей. С ними вперемешку снуют юркие скворцы: еды и им достаточно. Солнышко пригревает, легкий ветерок повевает с юга. Щебет птичий. Хорошо и привольно! Хлеб родится: три колоса — каравай! Вот кабы не поганые…

Гоняет рало пахарь, а рогатина с отточенным рожном к рогалям привязана. Нет-нет да и глянет оратай в даль степную, прикрыв глаза козырьком натруженной ладони: не покажется ли где шальная смертоносная орда?