Под стягом Святослава - страница 8
— Мир вам, воины! — приветствовал он руссов по-гречески и безошибочно отгадал: — Россы. Какой ветер занес вас в наши края? Кто же плавает в такую пору?
Асмуд ответил на приветствие и в свою очередь спросил:
— Ты кто? Рыбак, должно быть?
— И рыбак, — подтвердил грек. — Имя мое Родион. А это сыновья мои.
Трое рослых парней, старшему из которых на вид было не более двадцати лет, склонили головы, но дубинок с плеч не сняли.
А Родион продолжал:
— Но я не только рыбак. Я дозорный моря. По договору с росским царем Сфендославом и императором Романии[27] Никифором Фокой я помогаю мореходам, попавшим в беду.
Руссы сразу повеселели: такой договор был.
— Мы рады принять твою помощь! — пожал ему руку Асмуд. — Но почему ты не выставил огонь, как увидел нашу ладью?
— Я не видел даже самого моря из-за тумана. А огонь горит на холме днем и ночью. — Родион указал рукой на вершину. — Видишь дым?
Туман растворялся под лучами утреннего солнца, и руссы с извинениями вынуждены были признать правоту грека.
— В разбитой ладье было много запечатанных кувшинов с монетами, зерном и другими товарами, — сказал кормчий. — Если их не разбило о берег, то надо бы выловить. Был бы челн…
Отец только бровью двинул, как парни ринулись к берегу, где, скрытая от посторонних глаз, стояла в заливчике длинная и узкая рыбацкая лодка.
Грек еще раз поклонился, приглашая нежданных гостей в дом. Уже на крыльце воевода Асмуд оглянулся и увидел, как лодка, вспенивая волны, стремилась к месту гибели ладьи. Трое парней проворно работали короткими веслами…
В доме было жарко. Руссов пробирала дрожь: не в летней воде искупались — в зимнем суровом море. У кромки берега лед.
— Эх, баньку бы нашу, русскую, — вздыхали гребцы.
— Векша, в дозор! — коротко распорядился воевода.
Хозяин запротестовал было:
— На три дня пути вокруг нет никого. Только такие же посты по всему берегу. Бояться некого. Кочевники сюда зимой не заходят…
— Ежели так, то не пожалей для воина сухую одежду и сапоги, — насмешливо глянул на него Асмуд и пояснил: — Не бабы мы, а ратники. Плохо будем службу править — без глаз останемся, а заодно и головы потеряем.
Векша мигом переоделся и мгновенно исчез за дверью. Хозяин укоризненно смотрел на непреклонного русского военачальника…
С великим поспешанием воевода Асмуд покинул Царь- град и рискнул плыть зимой по бурному Русскому морю[28]. Для этого у него была веская причина…
Месяц назад с ним разговаривал ромейский император Никифор Фока. Пышной при приеме иноземного посла церемонии не было: Асмуд не хотел привлекать к себе постороннего внимания. В Столице мира много было послов иных земель и самых заурядных лазутчиков, которые за деньги продавали даже тайны своих хозяев… Воеводу провели в тесную комнатку загородного царского дома. Император-воин, одетый в кольчугу из серебряных колец, сидел в кресле с высокой спинкой. Кроме двух рослых охранников, в комнате был еще один человек — благообразный старец в длинном белом одеянии с большим позолоченным крестом на груди.
— Нам надобно сокрушить Козарию! — твердо чеканил слова русский военачальник. — Итиль-хан[29] закрыл путь гостям русским на Восток. Русия вынуждена продавать свои товары за бесценок…
Никифор Фока слушал с непроницаемым лицом. Только черные угли глаз вспыхивали иногда под густыми бровями. Тогда глубокий шрам на левой щеке багровел, сжимались тонкие губы под горбатым носом, а бритый подбородок казался несокрушимым и тяжелым, как булыжник.
— Чего хочет от меня правитель россов Сфендослав? — медленно перекатывая слова во рту, спросил император, не глядя на Асмуда.
— Великий князь Киевский желает, чтобы ты, царь Романии, не встревал в нашу свару с хаканом Козарии!
— Ясно… — Император задумался.
«Сокрушат Хазарию и станут нападать на наши земли, — мрачно размышлял властелин полумира. — Над Таврией[30] нависнет меч росса. А с той благодатной нивы Романия получает треть всего хлеба империи… Надо во что бы то ни стало сдержать зарвавшегося варвара Сфендослава!»
Асмуд устал ждать, пока заговорит правитель Царь- града.
— Мы хотим услышать слово царя Романии! — Асмуд вперил холодный взор голубых северных глаз в лицо императора.