Под стягом Святослава - страница 9
— Нет! Романия не может равнодушно наблюдать за разбоем россов. Я не желаю, чтобы Сфендослав воевал хагана… — Никифор Фока помолчал, соображая, что здесь изложить главным доводом, и закончил: — Вы язычники. В Хазарии же много христиан, наших братьев по вере. Кровь их будет на моей совести.
Асмуд открыто и громко рассмеялся:
— Мы не трогаем тех, кто не поднимает на нас меча.
Два лета тому под стенами стольна града Киева и в степи под Черниговом грозный воитель Святослав наголову разгромил орды козарские. Сам хакан-бек Урак потерял свою буйну голову… Множество козар попало к нам в полон. Среди них есть и крестиане. Насилия мы им не чиним: селянами живут они в землях Руссии. Выйдет срок, и они без выкупа по домам пойдут. Или у нас останутся на правах вольных людей — как захотят. Мы веру их не тесним, и невольники-крестиане свободно поклоняются богу вашему. Только в Киев-граде пять молелен, куда они ходят. В Козарии же крестиан на кострах жгут, ибо власть там у Итиль-хана и хакан-бека. Один из них иудей, а другой — Магометовой веры!..
— Примите закон бога нашего Иисуса Христа, и Романия окажет россам любую помощь, — прервал Асмуда человек в белом одеянии.
— Нет! — воскликнул русский воевода. — Перун — вот бог наш! Бог грома и молнии! Есть на Святой Руси и другие боги. Они помогают нам в трудах мирных и в битвах яростных! — Асмуд вдруг язвительно улыбнулся: — Сначала, значит, вы нам бога своего подарите с волхвами своими, а потом и Русь Светлую — под ноготь?! Шали-ишь, кудесник креста! И не тебе сказываю я слово великого князя Киевского, а царю Романии.
— Его слово — это и мое тоже! — насупил густые брови Никифор Фока. — Если Сфендослав двинет свои легионы в Хазарию, гроза обрушится на вашу землю! Вот мое последнее слово!
— Ну, коли так, — голос воеводы Асмуда стал суровым и грозным, — ты тоже, царь Романии, услышь слово русса… На печенегов надежу держишь?.. Тогда мы мира поделим[31]с Козарией и дружины свои обрушим на печенегов. Бек-ханы с ордами своими новых земель искать станут, страшась меча нашего. А мы уж постараемся, чтобы други твои на землях твоих, царь, новую родину сыскали!.. Потом мы бросим грозу и огонь на твои земли в Таврии…
— О-о! — вытаращил глаза император. — Ты осмеливаешься угрожать мне, варвар?!
— Мы не отроки несмышленые, а мужи бранные! — побелел от гнева Асмуд. — Князь Святослав — великий воитель! И слова его — не шелуха на ветру!.. Ежели я с супротивными речами к нему ворочусь, тогда быть грозе на земле твоей!
— Ну что ж… — Никифор прикрыл глаза ладонью. — Я подумаю. — Голос императора был уставшим и глухим.
Русский воевода стоял перед ним прямо, лицо словно из камня вырублено.
Никифор Фока опустил ладонь, остро глянул на строптивого собеседника, усмехнулся чему-то и заключил:
— Завтра синклит[32] скажет свое мнение, а я решу, как быть… Больше не задерживаю мужественного посла россов…
На следующий день сановники императора порешили:
«Не мешать россам воевать хагана. Победит ли в этой войне беспокойный Сфендослав, то богу одному ведомо. В любом случае эти „друзья империи“ ослабят один другого в кровопролитной борьбе и не будут так нагло угрожать нашим границам и требовать непомерной дани».
Послу сказали именем Никифора Фоки:
— Император приветствует порыв царя Сфендослава. Но если он сокрушит Хазарию, то должен будет отдать Романии взятые у врага крепости Тамань, Керчь, Сурож и Фуль.
Воевода русский опешил от такой наглости. Однако подумал и согласился:
— Добро. Кому что отдавать, решит великий князь Руси… Я отплываю, чтоб передать слово Царьграда Святославу!
— Сейчас? Зимой? По бурному морю? — изумились греки. — Не торопись. Подожди весны.
Но втайне они обрадовались: «А может быть, утонет» — и пожелали бесстрашному россу «счастливого» плавания.
Две ладьи устремились на север. Обе неделю стояли в устье Дуная. Здесь ждали русского посла три бек-хана Печенегин — Илдей, Тарсук и Куря. Пока пировали да охотились на степную дичь, из Великой Преславы прискакали гонцы болгарского царя Петра.
— Великий царь разрешает пропустить тумены[33]