Под ветрами степными - страница 28

Хотя все эти уставшие, сосредоточенные люди видели и понимали тяжесть сложившегося положения, как видел и понимал его секретарь крайкома, но все с надеждой ждали, что он скажет. Одни втайне надеялись, что их теперь могут отпустить домой, другие думали, что как бы то ни было, а ему, секретарю крайкома, должно быть известно что-то такое, что поможет выправить положение.

Большой сутуловатый человек, с усталым лицом и внимательными глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками, он говорил медленно, негромко и очень просто.

— Может быть, вы ожидаете, что я скажу что-нибудь особенное, одному мне известное, отчего положение в совхозе может сразу выправиться и всем станет легко? Мне очень хотелось бы сказать это, но таких слов я не знаю.

Мы пришли к вам с руководителями района и совхоза посоветоваться, как быть. Пожалуй, сейчас не имеет смысла вдаваться в подробности, отчего создалось такое напряженное положение с уборкой. Одно только надо сказать — это я прежде всего директору говорю — сеять надо раньше. Раньше будете кончать уборку.

А сейчас, как это ни трудно, как это ни кажется невозможным, надо взять хлеб с полей. Иного выхода у нас нет. Вы здесь люди бывалые, как говорится, от земли, цену хлебу знаете не хуже меня и, думаю, не хуже меня понимаете, что мы сейчас должны испробовать все методы уборки. Может быть, стоит пускать по одному следу два комбайна и дважды обмолачивать валок. Может быть, переключиться на ночную работу по морозу. Давайте ваши предложения, обсудим.

Мы посоветовались здесь и завтра окажем помощь теплой одеждой тем, кто в ней нуждается. Видимо, надо пересмотреть нормы, уменьшить их. Завтра же из района подойдут тридцать комбайнов с комбайнерами. Их надо хорошо принять и сразу же включить в работу.

Все теперь зависит от вас, вашего настроения. Если сказать себе, что теперь все пропало, все действительно и пропадет. Если же мы себе скажем — ни шагу назад, — как мы говорили в войну, если мы соберем всю свою волю и силы, мы спасем оставшийся хлеб.

Когда расходились с собрания, ко мне подошел Игорь и попросил прийти в клуб к Мацневу.

— Случилось что-нибудь?

Игорь замялся. Ребята собирались отметить день рождения Кати Повышевой, которой исполнилось девятнадцать лет. Годовщина, разумеется, приятная, но это событие в сравнении с остальными событиями последних дней не могло не казаться несколько несвоевременным. По дороге к клубу Игорь объяснил:

— Мы уже говорили Повышевой: угораздило же тебя родиться в такой день, но она ведь в конце концов не виновата.

Уму непостижимо, как все могли поместиться в комнатушке Мацнева. Мальчишки сняли сапоги и сидели даже на спинках обеих кроватей. Девочки успели принарядиться, вернее просто переодеться в свои обычные платья, но после шаровар, стеганок и платков, в которых их все привыкли видеть, они казались нарядными, и ребята смотрели на них с уважением и даже некоторой робостью.

Веснушчатая и смешливая именинница, возбужденная вниманием к ней, была просто неузнаваема в белой блузке с высоким воротничком, черной юбке и туфлях на высоком каблуке. Ей был преподнесен фотоаппарат. Она вынимала его из футляра, нацеливалась на кого-нибудь из мальчишек, делая вид, что собирается щелкнуть, потом прятала аппарат и комически вздыхала:

— Улыбка в объектив не влазит!

На сдвинутых табуретках стояли жареная картошка, хлеб, дешевое вино и кружки. Игорь на правах бессменного старшины провозгласил первый тост за здоровье именинницы и за то, чтобы она стала хорошей дояркой.

Застенчивая и счастливая улыбка на лице именинницы при последнем пожелании сделалась растерянной.

— Да ты что? — вырвалось у нее.

— Вот ты всегда так! — с досадой сказала Валя Унжакова. — Все тебе надо испортить!

— А чего вы так волнуетесь? — Игорь насмешливо прищурил глаза. — Думаете, я все время один на ферме буду работать? Пойдете и вы, как миленькие! Ставлю тост на голосование!

Последнее предложение рассмешило и примирило всех. Выпили без голосования. Стало весело. Мацнев разлил остатки вина. Второй тост предложил Рябов. Он немного побледнел и волновался.