Под водой в Антарктике - страница 3

Толщина льда до двух с половиной — трех метров. Постоянно слышен скрипучий стеклянный скрежет льда об обшивку «Оби». Пласты льда поднимаются у носа судна, торосятся, лезут друг на друга, а затем, разбитые форштевнем, встают торчком и так проходят вдоль борта. За кормой, подхваченные сильной струей из-под винта, они уходят в воду, переворачиваются, ломаются и всплывают. Хорошо видна нижняя поверхность льда — ноздреватая, рыхлая, желто-коричневая от обилия микроскопических водорослей.

Программа работ отряда гидробиологов-аквалангистов включает спуски под воду в дрейфующих льдах для взятия проб льда, фито- и зоопланктона. Руководитель отряда Е. Грузов уходит в рулевую рубку договариваться об остановке судна на время нашего погружения под лед. И вот мы уже на верхнем мостике — ищем подходящую льдину. Через несколько часов томительного ожидания «Обь» наконец входит в поле крупных обитых паковых льдов[1]. Отсюда, сверху, хорошо видны и сверкающее под лучами жгучего весеннего солнца ровное поле голубоватого льда, слегка припорошенного снегом, и мощные торосы, стоящие наклонно и вертикально. В тени снежных надувов и ледяных козырьков снег сиренево-фиолетовый, а в глубоких щелях — фиолетово-черный. На некоторых льдинах видны большие темные пятна — это тюлени. Когда судно проходит вблизи них, они лениво поднимаются на своих ластах, некоторое время недоуменно смотрят на него и затем снова погружаются в сонное состояние.

«Обь» находится в море Космонавтов. Кругом дрейфующий лед. Судно останавливается у скопления крупных льдин, и мы спускаемся в нашу лабораторию одеваться. Здесь становится тесно, после того как мы раскладываем наше водолазное снаряжение — костюмы, ласты, глубиномеры, теплое шерстяное белье. Начинается самое неприятное для нас в водолазных работах — долгий, кропотливый и мучительный процесс облачения в доспехи. Наконец мы одеты. Захватив ласты, перчатки и шлемы, выходим из лаборатории на яркое солнце. Через несколько минут в костюме становится жарко и душно_>} как в хорошей парной бане. Быстрее под воду!

По штормтрапу спускаемся на лед. Громада судна возвышается над головой. Сверху нам кричат, что надо делать, если мы вдруг встретимся с касаткой или морским леопардом — незадолго до этого несколько человек уже якобы видели касатку, вернее, ее черный спинной плавник, похожий на парус, которым она рассекает воду, плывя по разводьям во льдах. По сравнению с касаткой акула просто ангел-хранитель.

Неловко ковыляя, часто проваливаясь в снег, добираемся до места спуска — узкой длинной и извилистой трещины между льдами. На поверхности воды сплошная каша из снега и колотого льда.

Готовлюсь к спуску. Надеваю ласты, привинчиваю шлем к аппарату, проверяю давление воздуха в баллонах. Осматриваюсь. Громадное черное пятно судна на фоне сияющей белизны, синее небо, люди, облепившие корабль, — все это реальный мир. Стоит только сделать шаг вниз, под поверхность воды, и он исчезнет.

Я поворачиваюсь спиной к разводью, опускаюсь на колени и соскальзываю вниз. Темно. Впрочем, так и должно быть — слишком велика разница в освещенности на поверхности и здесь, внизу. Наконец кое-что начинает проступать — виден край льдины и границы разводья. Через разводье струятся длинные полосы солнечного света. Ярко светящиеся у поверхности, с глубиной они бледнеют, сходясь где-то далеко внизу в одной точке. Удивительно прозрачная вода, ее просто нет — вокруг жидкая бесцветная пустота, вдали же — светло-голубой цвет с чуть фиолетовым оттенком. Мне казалось, что я парил в нежнейшем голубом просторе, созданном из солнечного света и небесной синевы гор. Захваченный ощущением невесомости, я опускался в пучину, пока не почувствовал натяжения страховочного конца.

20 метров. Исчезло сияние, подобное голубому перламутру, и неуловимое мерцание толщи воды; свет казался рассеянным и шедшим со всех сторон. Бездна, сине-черная пустота беспредельного океана, жуткая из-за своей недоступности, манила.

Я взглянул наверх и замер от неожиданности: снизу лед представлялся сводом громадной пещеры, края которой сливались с водой. В местах торошений глыбы льда стояли наклонно, опускаясь вниз на 10–15 м. Вдали очертания торосов казались хаосом каких-то фантастических нагромождений, а дальше, за пределами четкой видимости, там, где сиреневая дымка переходила в черные провалы льда, не освещенного солнцем, море и лед составляли единое целое. Фиолетовый кристалл воды был разрезан на многие части световыми лучами, повторяющими очертания трещин на поверхности припая и образующими в толще льда световой лабиринт. Встречая вертикальные и наклонные массы льда, солнечный луч высвечивал отдельные участки, которые, фокусируя свет, сами светились внутренним бирюзовым светом на черно-фиолетовом фоне воды. Я задержал дыхание. Пузыри воздуха устремились к поверхности, увеличиваясь в объеме до крупных сверкающих шаров, которые лопались при соприкосновении со льдом, растекаясь под припаем наподобие блестящих лужиц ртути.