Подпольный Баку - страница 53
Председатель совета съезда нефтепромышленников города Баку
Тагианосов».
В то время как нефтепромышленники, объединившись с царской охранкой и полицией, намеревались с помощью военной силы задушить забастовочное движение, всеобщая стачка продолжала шириться и крепнуть.
Рабочие беспрекословно выполняли постановления и распоряжения стачечного комитета. Рабочие вожаки делали все, чтобы предотвратить пожары и грабежи на нефтепромыслах. Им противостояла кучка хулиганов, которой удалось перетянуть на свою сторону некоторых анархично настроенных рабочих.
Вечером 6 июля Аскер, встретившись с Женей, передал ей, что на следующий день рано утром в районе Волчьих Ворот состоится большой митинг рабочих, созываемый по инициативе центрального стачечного комитета.
— Я не приду на митинг, Аскер, — сказала Женя. — Вернее, не смогу прийти.
— Что случилось? У тебя есть важная причина?
— Причина не очень важная, но тем не менее устранить ее мне трудновато… Видишь мои туфли?.. Каши просят. Я не дойду в них до Волчьих Ворот. Почему митинг созывается за городом?
— Так решил стачечный комитет, чтобы лишить власти возможности спровоцировать кровавые столкновения.
— Много ли будет народу?
— По нашим предположениям, да. Стачечный комитет выпустил к митингу около четырнадцати тысяч прокламаций. Что касается тебя, Женя, сделаем так: завтра утром я буду ждать тебя на Карантинной улице и принесу тебе чувяки. Это будет моим подарком в благодарность за уроки, которые ты давала мне.
Женя не очень-то поверила словам Аскера и у нее было на это основание. Она знала: ни у кого из ее товарищей нет даже десяти копеек лишних денег. Тем не менее наутро она вышла из дома и направилась в своих разбитых туфлях к Карантинной улице.
Аскер уже был на месте. Он извлек из кармана сверток и протянул его Жене. Она развернула бумагу и увидела красивые женские чувяки.
— Что ты наделал, Аскер?! Сумасшедший! Сколько ты отдал за них? спросила она.
— Когда ешь яблоко, зачем тебе знать имя садовника?
— Просто интересно. Красивая работа.
— Чувяки стоят рубль восемьдесят.
— Не мог купить подешевле! Тоже мне, богач!
— Зачем же подешевле, когда у меня была возможность купить эти.
— Деньги надо беречь. Сам хорошо знаешь, у нас у всех пустые карманы. Завтра опять будем сидеть голодные.
— Ошибаешься, Женя. Завтра мы будем как никогда сыты. У меня осталось после покупок еще пять рублей.
— Каким образом? Ты что, разбогател?
— Недавно отец продал лошадь, чтобы заплатить долги. А два дня назад он свез на базар и арбу. Я взял у него в долг восемь рублей.
— Напрасно.
— Получу жалованье — отдам.
— Ты шутишь?! О какой получке может идти речь?
— Ведь когда-нибудь мы будем работать и получать жалованье…
Женя надела новые чувяки, а старые, изношенные донельзя туфли оставила тут же, на улице.
Они зашли за Айрапетом, и все трое направились к Волчьим Воротам.
Павел, Мамед и Василий ждали их на месте.
Друзья уселись на небольшом пригорке и с аппетитом позавтракали огурцами и хлебом, которые принес Мамед.
Народу пришло на митинг меньше, чем предполагалось. Причиной этому была отдаленность Волчьих Ворот от основных рабочих районов — Балаханов, Сабунчей, Сураханов. Вместо двадцати тысяч, как предполагалось, на митинг собралось шесть тысяч человек.
Выступавшие ораторы говорили, что политическая стачка является самым действенным оружием рабочих в борьбе против эксплуатации.
С утра к Волчьим Воротам были стянуты казачьи части. На солнце блестели офицерские погоны. Сюда прибыл даже генерал Алиханов-Аварский, командующий бакинским гарнизоном.
Митинг длился около двух часов.
С той стороны, где стояли отряды казаков, то и дело доносились сигналы горна.
— Надо расходиться! — сказал Василий друзьям.
— Почему? — спросила Женя.
— Я был солдатом и научился понимать язык военной трубы. Поэтому и говорю: пора расходиться!
— А ты что скажешь? — обратился Мамед к Павлу. — Пора нам сматывать удочки или еще рано?
Павел смерил Мамеда насмешливым взглядом.
— Я вижу ты, как и Василий, сдрейфил при звуках казачьих рожков.
Мамед беззлобно рассмеялся:
— Я еще не сказал тебе моего мнения. Как ты можешь судить, боюсь я или нет?