Подпольный Баку - страница 54

— Чего уж тут не понять?! Ты, Мамед, в последние дни ходишь с Василием, а ведь недаром говорят: с кем поведешься — от того и наберешься.

Василий сердито покосился на Павла.

— Эх, голова твоя садовая! Я боюсь не звуков казачьих труб, а команды, которая при помощи их отдается. Этот сигнал означает: «Готовьсь!» Понятно вам? Мой совет — поскорее расходиться. Нечего зря лезть на рожон. Наших сегодня маловато. Или сами не видите? Вмешалась Женя.

— Если все будут рассуждать как Василий и уйдут, кто же останется на митинге?

— Как кто?… Истинные революционеры, такие, как Павел и ты, — ответил насмешливо Василий. Девушка нахмурилась.

— Тебе хорошо известно, чего я стою как революционерка, дорогой дружок. Поэтому оставь свои насмешки для других. Я встала на этот путь не потому, что этого захотел ты или еще кто-нибудь. Не вижу смысла в твоей иронии. Многие твои убеждения могут найти поддержку разве только у твоего дружка Павла.

Павел промолчал, не желая подливать масла в огонь. Его молчание Женя истолковала по-своему: «Да, Павел на стороне Василия!» Ей стало обидно.

— Пошли, Аскер, — сказала она, беря друга под руку. — Мы останемся на митинге и будем слушать, что говорят наши товарищи.

Когда они отошли, Айрапет недовольно сказал Василию:

— Не понимаю, зачем ты обижаешь Женю? Я не первый раз наблюдаю, как ты стремишься поддеть ее. Какое же, однако, ты имеешь на это право? Да еще в такой день! Тысячи людей пришли сюда, объединенные стремлением поколебать царский трон и власть богачей, а ты насмехаешься над нашим товарищем, который посвятил себя революционной борьбе. Разве ты не знаешь, как трудно живется Жене? Вчера она не могла выйти на улицу, так как туфли у нее вконец развалились. Ты не хуже нас знаешь: Женя живет впроголодь, как и ее старики. Тебе известно, что мы купили вскладчину чувяки, в которых она сегодня пришла, — каждый раздобыл тридцать копеек. И, зная все это, ты норовишь при случае уязвить ее.

Василий разломал папиросу, которую держал в руке, и со злостью швырнул ее на землю.

— Зря вы купили ей чувяки! — резко сказал он.

Айрапет побледнел от гнева.

— Почему это зря?! Память у тебя коротка, Василий. Или забыл?… Когда Сергей Васильевич не был болен, работал и считался первым мастером на заводе, когда в его доме были горячая еда и хлеб, мы частенько навещали его и утоляли голод за его столом. И уж, конечно, ты знаешь, когда старик был здоров, он по возможности ни в чем не отказывал дочери, которую любит больше жизни. Можем ли мы забыть добро, которым пользовались в доме этой девушки?! Разве это по-товарищески?! Мать Жени Анна Дмитриевна всегда относилась к нам как к родным сыновьям. Имеем ли мы право не помнить и не ценить это?! Эх, Вася, Вася, странный ты человек! Что особенного сделали мы, купив Жене чувяки?

— Допустили большую оплошность, — зло ответил Василий. — Теперь она опять начнет ходить на Солдатский базар к своим подружкам-горничным, гулять с ними под ручку да щелкать семечки.

Павел молча слушал спор друзей. Мысли у него были заняты Женей. Но чем он мог помочь ей в ее бедственном положении? Он был не в состоянии прийти на помощь и Сергею Васильевичу. В его кармане не было ни гроша. И он знал: так будет и завтра, и послезавтра, и через неделю.

— Если бы Женя узнала, каким образом куплены эти чувяки, — сказал он, — она бы не приняла их от нас. Аскер сказал ей, будто это его подарок в благодарность за уроки, которые он брал у нее. Мы, как говорится, прибегли ко лжи во имя спасения. А тебя, Василий, я снова настоятельно прошу: не задевай Женю, она наш товарищ, достойный огромного уважения. Заруби это себе на носу.

Василий недовольно поморщился.

— К чему ты все это говоришь! Разве мы все не друзья, не товарищи?

— Разумеется, друзья,

— Если это так, если люди часто видят нас вместе, если мы идем в одном строю, значит, темное пятно на одном из нас способно запятнать всех. Можем ли мы оставаться безучастными, когда один из наших товарищей недостойно ведет себя, водит дружбу с безнравственными горничными и служанками?!

Изумление и гнев отразились на лице Мамеда.