Подпоручик из Варшавы - страница 2

Предчувствуя, что в ближайшем будущем меня ожидает что-то совсем неприятное, я повернул голову и увидел достаточно неожиданную для себя картину. Вернее, окно-то увидеть было вполне ожидаемо, а вот то, что рама у стекла была не из используемого повсеместно пластика, а из обычного дерева, меня немного напрягло.

Еще больше удивило увиденное за окном: широкая не то улица, не то проспект, покрытый брусчаткой, по которой на небольшой скорости проползла заурядного вида машина. Это была легковушка, причем, судя по виду, не самого высокого класса, окрашенная в черный цвет. Но удивил меня не сам факт появления автомобиля, а его внешний вид – передо мной проехал настоящий музейный экспонат. Я примерно такой видел в музее и в старых фильмах.

С трудом справившись с подкатившим к горлу комом, я повернул голову в другую сторону. Взгляд сразу же наткнулся на аккуратный журнальный столик, на котором в нескольких разнокалиберных тарелках была разложены закуска: сыр, краковская колбаса и нарезанный большими кусками белый хлеб. Тут же обнаружилась коньячная рюмка, и, початая бутылка этого благородного напитка, рядом со столиком, лежали еще две бутылки, но уже пустые, одна из них, судя по надписи "SOPLICA", оказалась из-под водки, а вторая, без этикетки – из-под коньяка.

Непреодолимо захотелось выпить.

Решив не церемониться, хватаю початую бутылку и делаю небольшой глоток. Крепкий алкогольный напиток легко проходит, разносятся тепло по организму. Через секунду становится хорошо. Чтобы не захмелеть, хватаю со стола кусок хлеба, кладу на него кусок колбасы и сыра, и, быстро работая челюстями, поглощаю получившийся бутерброд, продолжая глазеть вокруг. Я оказался в большой комнате, с массивными окнами, оказавшийся кабинетом, возле стены стоял массивный стол, накрытый зеленой материей. На столе, в виде причудливой конструкции стояла чернильница и несколько перьевых ручек, лежали несколько кожаных папок, массивная настольная лампа.

Чтобы понять, где я всё-таки нахожусь, принимаю волевое решение обследовать стол на предмет каких-нибудь подсказок. Сказано – сделано! Встав с третьей попытки, и, поглотив четыре бутерброда, я, наконец оказался возле стола.

Первым, что бросилось мне в глаза, оказалась разорванная на четыре части цветная фотография, на которой была изображена достаточно миловидная девушка лет восемнадцати-девятнадцати, одетая в ярко- красное вечерние платье, плечи которой украшают длинные, ярко-золотистого оттенка волосы, сложенные в причудливую прическу. Тут же оказался и скомканный лист белой бумаги. Развернув ее, я увидел аккуратный женский почерк. Вот только прочесть сразу не смог, отчего закрыл глаза, и, открыв их снова, по-настоящему удивился – язык, который я изначально определил как польский, остался на месте, а под ним, мелким шрифтом, печатными буквами был написан текст на родном мне, русском языке:

"Здравствуй, Януш!

Собравшись с силами, пишу тебе письмо в прозе – душевных сил на написание стихов больше не осталось. Все свои силы я потратила на то, чтобы остановить слезы, которые я пролила по твоей вине.

Сегодня, наконец, я решила поставить точку в наших непростых отношениях.

Все что было между нами – прошло! Нет больше чувств, которые пылали раньше, ни уважения друг к другу, ни заботы, ни понимания. Ты все время торчишь на своей службе, и пропах бензином от своих чертовых танков! Ты променял меня на какую-то бездушную груду железа! Ты стал чужим для меня!

Стоит признать, что мы сами разрушили все, что между нами было – эти постоянные скандалы, ссоры, они просто растоптали наши чувства друг к другу. Я не хочу и не буду так больше жить! Я приняла решение, от которого нам будет лучше. Нам нужно расстаться. Наши пути окончательно разошлись.

Прощай.

Больше не твоя, Эльжбета."

Прочитав послание, я мысленно присвистнул – пусть я и не знаю, кто таков, этот Януш, но мне стало его несколько жаль, всё-таки мне тоже пришлось доказать в такой же ситуации, меня тоже бросила девушка, обосновав это все тем, что я слишком много времени провожу на работе. Аргументы на тему, что делал это я на наше общее благо, как обычно, не сработали – нашёлся тот, у кого и денег побольше, и кто может ей времени уделять побольше, чем я…