Поединок столетия - страница 5

В самом разгаре работа по созыву европейского рабочего конгресса. Скоро в Копенгагене начнет действовать антифашистский центр — он объединит все силы, борющиеся против нацизма.

— Замечательно! — обрадовался слишком темпераментный югославский делегат и даже заговорил много громче, чем требовали того правила конспирации. — Скорее бы только! Очень нужно скорее!..

Конечно, решены еще далеко не все вопросы. Через несколько дней предстоит поездка в Париж, чтобы продолжить переговоры. 4 марта в одном из кафе Латинского квартала ровно в шесть вечера его будет ждать товарищ Руджеро Гриеко. Если встреча почему-либо сорвется, Руджеро придет на то же место в тот же час 5-го или 6-го…

Потом он заснул. Он еще не знал, что через час с небольшим после того, как поезд отошел от мюнхенского вокзала, вспыхнули тяжелые портьеры на окнах зала заседаний рейхстага.

Только утром, когда поезд уже подходил к Берлину, на какой-то маленькой станции в вагон вбежал мальчишка с кипой свежих газет. Через всю первую страницу — огромный заголовок: «Преступление века! Коммунисты подожгли рейхстаг! Коммунистический заговор разоблачен! Экстренные меры правительства…»

«Экстренные меры» не заставили себя ждать: перед самым Берлином они предстали в образе штурмовиков, которые с грохотом открывали двери купе. Проверка документов.

Рудольф Гедигер спокойно протянул свой паспорт. Причин для волнения не было. Имя швейцарского писателя, доктора Рудольфа Гедигера, ничем не запятнано и не занесено ни в какие черные списки. Он иностранный интеллигент, нашедший гостеприимство в близкой его душе столице Германии.

Если фашисты не охотятся за ним специально, опасаться нечего: паспорт не поддельный, около трех лет назад его достали в полиции швейцарские друзья-коммунисты. До этого ему верно служил другой паспорт — на имя доктора Шаафсма. Но срок паспорта истек, продлить не удалось, и друзья достали новый.

Сложность заключалась лишь в том, что десятки людей уже были знакомы с неизменно приветливым и в высшей степени симпатичным Шаафсма, так что их весьма озадачило бы известие о внезапной перемене милым доктором своей фамилии. Пришлось для старых знакомых остаться Шаафсма, для новых же — объявиться Гедигером. Эта нелегкая игра требовала огромного напряжения воли, собранности и, конечно, великолепной памяти. До сих пор ему ни разу не пришлось не то чтобы сорваться, об этом и речи быть не могло, но хотя бы на мгновение запамятовать «свое» имя, обмолвиться, запнуться.

— Где изволите проживать? — холодно спросил узколицый блондин, теребя галстук, к которому была приколота тряпица с черной свастикой.

Гедигер ответил спокойно, на хорошем немецком языке, хотя и с небольшим акцентом, характерным для жителей северной Швейцарии:

— В доме господина Мансфельда, Берлин, Клингзор-штрассе, девяносто шесть… А что, собственно, случилось?

Гедигер так наивно, так добродушно смотрел фашисту в глаза, что тот, возвращая паспорт, удостоил его кивком:

— Читайте! — Он метнул взгляд на газету, которую пассажир держал в руке. — Там все написано…

Дверь в купе захлопнулась, и Гедигер вздохнул спокойно. На этот раз обошлось. Но кто знает, что ждет ого завтра. Или даже сегодня: в создавшейся обстановке ни за что нельзя было ручаться. Не личная безопасность тревожила его — он не раз смотрел смерти и лицо, — а дело, ради которого он вот уже несколько ни г нелегально жил в Берлине. И судьба людей, за которых он отвечал. Каждый час таил в себе новые неожиданности, одна нелепее и страшнее другой. Пока что ясно было только одно: ни 4-го, ни 6-го товарищ Гриеко не дождется Гедигера в Париже.

Официальное сообщение

о событиях в Берлине

27 февраля 1933 года

Как установлено произведенным расследованием, 27 февраля сего года, в 21 час 15 минут, внутренние помещения германского рейхстага были охвачены пожаром. Этот пожар явился невиданной до сих пор в Германии — по своей наглости и масштабам — террористической акцией большевизма.

В данном случае имеет место та самая провокация, о которой население уже предупреждалось после обысков в партийном коммунистическом доме имени Карла Либкнехта. Уже тогда среди сотен тонн конспиративного материала, найденного при обыске, были обнаружены надежные доказательства подготовленного коммунистического заговора. В тайных подвалах дома Либкнехта найдены планы взрывов правительственных зданий и церквей, диверсионных актов, в ходе которых должны взлететь на воздух десятки пассажирских поездов, сгореть в огне шесть тысяч сельских хозяйств, погибнуть множество рабочих и крестьян.