Поединок. Выпуск 13 - страница 15

— Не любишь начальников?

— Я люблю настоящую советскую власть. Моя советская власть — это ты, это он, — Саттар кивнул на Крумина, — это я, это Иван. Мы вместе за народное дело — это и есть советская власть.

Чрезвычайно довольный Крумин наконец прервал их диалог:

— Как я понял, в принципе вы оба за советскую власть. Значит, воевать за нее вам придется вместе. Я просил вас, товарищ Саттар, еще раз все обдумать серьезно, прежде чем дать окончательный ответ. Вы все обдумали?

— Да.

— Вы согласны?

— Да.

Оба «да» были решительны и бесповоротны. Крумин подошел к Саттару, положил руку на плечо, ласково глянул в глаза:

— Ночью наряд придет арестовывать вас. Только Иван будет в курсе дела. Остальные будут преследовать вас всерьез. Я, конечно, постараюсь, чтобы это были не самые лучшие стрелки, но случайности могут произойти всякие.

— Я уйду, товарищ Крумин.

— Надеюсь. Сколько вам нужно времени?

— Думаю, дня два.

— Итак, через четыре дня у нас первое любовное свидание. — Крумин, улыбаясь, повернулся к Хамиту. — Полагаю, ты запомнил, где и когда оно произойдет?

Хамит кивнул.

— Если по каким-либо причинам первое свидание сорвется, повторять попытку каждый следующий день в то же время. Все ясно?

— Да, — сказал Хамит.

— Да, — сказал Саттар.

— Тогда пожмите друг другу руки.

Не глядя друг на друга, Хамит и Саттар обменялись рукопожатием.

— Вот и прекрасно, — Крумин оценивающе и удовлетворенно посмотрел на одного, на другого и добавил: — Вашу плодотворную дискуссию разрешаю продолжить после выполнения задания.

— Стой! Стой! — отчаянно закричали во тьме.

Ответом был бешеный топот копыт.

— Сто-ой! — пронзительно и долго звучал последний предупреждающий. Топот удалялся.

Раздалась команда:

— Огонь!

Выстрелы вспышками на мгновенья разрывали тьму. И в эти мгновенья был виден стремительно удалявшийся всадник.

Грустный Иван скучно посматривал из маленького окошка арестантской. Вечерело. Мыча, возвращались домой коровы. Пробегали мальчишки, все, как один, синие, со сжатыми в куриную гузку ртами — накупались до озноба. Просто никого не было до тех пор, пока на улице с криком не объявилась Хабиба.

— А я тебя ищу, ищу! — обрадованно кричала она. — Всех спрашиваю, где ты, а они не отвечают, смеются только. Ты почему здесь сидишь?

— Потому что посадили, — разумно ответил Иван.

— За что?

— Перебежчика упустил. А я что, виноват, если у меня стрелки хреновые?

— Крумин посадил?

— Кому ж еще!

— Я его попрошу. Он добрый. Он отпустит тебя!

— Не отпустит, Хабиба. Здесь уж дисциплина.

— А как же я? Казахи сегодня вечеринку устраивают, и я хотела с тобой пойти.

— И с Хамитом, — добавил Иван ворчливо. — Придется тебе сегодня самой его звать. А то все я, все я! Устроилась!

— А как мне его звать?

— Да плевое дело. Подходишь и говоришь: «Мечтаю нынче на вечерке погулять, а кавалера не имею. Не желаете быть моим кавалером?»

Хабиба засмеялась и показала Ивану язык:

— Глупый ты, Иван Матвеевич!

— Ну, не дурей тебя!

— Ладно, сиди. Я попозже тебе поесть принесу.

Хамит тоже сидел у окошка. Облокотившись о стол и обхватив бритую свою голову руками, он неотрывно смотрел вниз — читал.

— И этот в тюрьме! — сама себе сказала Хабиба так, чтобы Хамит слышал. Но Хамит не слышал: он грыз гранит науки.

— Того хоть посадили, а этот сам сидит! — возвысила голос Хабиба.

Хамит повернулся и посмотрел на Хабибу затуманенными, нездешними глазами:

— Зачем ты кричишь?

— Чтобы ты услышал!

— Я тебя услышал. Говори, что тебе надо.

Хабиба изнемогла от возмущения и присела на завалинку под окном:

— И с ним я должна идти на вечеринку!

Хабиба и Хамит сидели в нарядной — в коврах и узорных кошмах — белоснежной юрте. Полукругом справа и слева от них сидели парни и девушки, а напротив, на почетном месте, устроился акын с домброй. Неярко горели свечи, и все не торопясь пили кумыс. Журчала тихая — сосед с соседкой — беседа, изредка прерываемая то кокетливым вскриком, то мужественным смешком. Шел неизменный древний и вечно юный разговор ни о чем — преддверие любви.

Хамит важно молчал: военная форма и следы побоев на лице заставляли соблюдать достоинство. Его молчание чрезвычайно обижало Хабибу, которой хотелось, чтобы за ней тоже ухаживали. Не вытерпела, незаметно толкнула Хамита локтем: