Поэмы и стихи - страница 27
Ни слова не сказала.
Но Мери слышала рассказ;
И Эллен обняла:
"О, Эллен, нас теперь она
Обеих прокляла!" — —
Наружи Эдвард под холмом
Шагал вперед, назад,
Ломая сучья у дерев
И прутья вдоль оград.
Он их разламывал в руках
И в сторону швырял,
Как будто бешенство свое
Куда девать не знал.
Вы виднте тот холм? Под ним
Их ферма и теперь.
Он слышал их, он слышал все
И скрежетал, как зверь.
С ним Эллен в горе с детских лет
И в радости сжилась,
И с нежным именем жены
Он имя друга дней весны
Соединял, молясь.
И он в часы своих молитв
К ним не делил любви,
И двух имен единый звон
Звучал в его крови!
Он в дом вошел; в его глазах
Была борьба видна;
И обе обняли его,
И Эллен и жена.
Он Мери плачущей лицо
К своей груди прижал;
Тут ярость перешла в тоску,
И Эдвард зарыдал.
А Эллен лить не стала слез,
Лишь обняла тесней,
Как будто что-то пронеслось
Ужасное пред ней.
[Часть IV]
Нехорошо, когда ногой
Могильный топчут прах;
Оно и днем зловещий знак,
И не к добру впотьмах.
Могилу видите, вон ту?
Бог даст, бог и возьмет:
Там, сударь, спит мое дитя,
Холодное, как лед.
Все остальные сам я рыл,
И — прах меня бери! —
Я лучше пропляшу на всех,
Чем трону эти три!
"Старик, невесел твой рассказ!" — —
"Вы — что, вы — молодежь;
Мне семьдесят, а ведь и то,
Как вспомнишь, так всплакнешь.
Сестрица Мери этот мне
Поведала рассказ,
Хоть Эдвард сам мне кое-что
Говаривал подчас.
Ну, ладно! Мери, как сестре,
Друг Эллен помогала;
Она была все чаще с ней,
И ей все делалась милей;
Она весь дом держала.
Она по будням на базар,
А в праздник — в церковь шла;
Все как всегда, но это все
Лишь видимость была.
Грустила Эллен? Не скажу.
Но веселилась мало;
И Эдварда она своей
Веселостью пугала.
Она молчала по часам;
Чтоб избежать тоски,
Она певала про себя
Веселые стишки.
И слышалось в ее простых,
Уверенных словах,
Что у нее своя печаль,
Свой неотступный страх.
Вдруг скажет, кисть обняв свою:
"Нет, мне не исхудать!"
Раз Мери за руку взяла
(Взгрустнулось той опять),
В лицо взглянула и слегка
Ей стала руку жать.
Потом сильней, сильней, вцепясь
С какой-то дикой, страстью,
И закричала: "Нет, нельзя
Себя принудить к счастью!"
Раз Мери обняла она
В самозабвенный миг,
И билось сердце, и слова
Шли сами на язык.
Они шли сами, как поток,
Что выступил из ложа,
И, взвизгнув, крикнула она:
"Как ты на мать похожа!"
Так понемногу стал весь дом
С уныньем неразлучен;
И, видя как грустит, жена,
Был Эдвард хмур и скучен.
Он с неохотой ввечеру
Отодвигай засов;
Ему как будто стал чужим
Любимый прежде кров.
Раз вечером он книгу взял,
Не стал в нее смотреть,
Швырнул ее и простонал:
"Нет, лучше умереть!"
Взглянула Мери на него
С улыбкой неживой
И молча на руку к нему
Склонилась головой.
И Эдвард, громко зарыдав,
Колена преклонил:
"У ней разбитая душа!
О, господи! Нет сил!"
Стоял туман. В такие дни
Работа тяжела.
Копнешь, раскашляешься. Все
Весна в тот год не шла.
И вдруг, на удивленье всем,
Жара и духота;
Все тени ищешь, а кругом
На ветках ни листа.
Так вот, есть уголок в лесу,
Его беседкой звать;
Вы, верно, знаете, хотя
Откуда вам и знать.
Поблизости и пастбищ нет,
Тропинок нет туда;
Там зеленеет остролист
Да говорит вода.
Деревья сами разрослись
В густой, тенистый свод;
Совсем беседка; в трех шагах
Студеный ключ течет.
Воскресным утром как-то раз
Друзья сюда пришли;
Алели ягоды; звучал
Церковный звон вдали.
Приятно слушать плеск ручья
И звон колоколов;
Приятно слушать их зараз
Средь тишины лесов.
Усталый Эдвард отдохнуть
На мягкий мох прилег
И задремал под звон ключа;
Тот ключ и в будни, лепеча,
Вас усыпить бы мог,
А он был не совсем здоров
И ночь провел без сна;
Беседа женщин рядом с ним
Была едва слышна.
"Смотри-ка, Эллен, как лучи
Сквозят в листах густых.
Все солнца крошечные в них,
Не больше глаз твоих.
И славой каждое из них
Окружено своей,
И каждый голубой кружок
Оделся в радостный венок
Из тоненьких лучей".
И стали, глядя на лучи,
Судить про их цвета;
"Зеленый", — эта говорит,
"Янтарный", — скажет та.
А Эдвард был недобрым сном