Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв. - страница 13

стр.

Мы постарались эти открытия представить более или менее полно, сознавая в то же время, что объять все невозможно, что главная задача книги — дать общее представление о единстве и многообразии литературного процесса XIX — начала XX века, которое позволит, мы надеемся, более целенаправленно знакомиться затем с творчеством выдающихся творцов.

Открытие прошлого, интерес к художественному наследию народов есть результат социалистического образа жизни и сознания. В той мере, в какой книга служит этой великой цели, она оправдывает свое скромное предназначение.

Л. Арутюнов

Поэзия народов СССР

XIX — начала XX века

Из украинских поэтов

Петро Гулак-Артемовский

(1790–1865)

>{1}

Любаша

Перевод Н. Ушакова

Любаша славная, так делать не годится.
Терзаешь для чего ты сердце казаку?..
Ты — будто козочка: под маленьким копытцем
Сухому зашуршать достаточно листку —
И уж она от страха еле дышит.
Лишь ящерицы бег, лишь дятла стук заслышит —
Родную ищет мать и, трепеща, бежит.
Любаша славная, а что тебя страшит?..
Лишь покажусь — дрожишь, обоих нас пугаешь!..
Лишь подойду, а ты тотчас же убегаешь!..
Я не литовский зверь, не пчеловод-медведь:
Нет мысли у меня обманывать, лукавить,
Тобою не хочу и так и сяк вертеть,
Тебя не думаю, красавица, ославить!..
Но девушке пора о девичьем вздыхать.
На ветке ягоде не весь свой век томиться,
Не век при матери теленочку гулять…
Расстаться с ней пора, с ней — время распроститься!..

1856

Левко Боровиковский

(1806–1889)

>{2}

Рыбаки

Перевод Л. Вышеславского

После бури девчоночка
В Дону воду брала:
«Чье весельце здесь волнами
К берегу примчало?
Не того ли удалого,
С которым гуляла,
Которого до рассвета
Жарко целовала?»
Плывет челнок, но недолго
Плыть ему, как видно,
На челне том одиноком
Рыбака не видно.
Буйный ветер, как бывало,
Над рекой играет,
По-над Доном черный ворон
Каркает, вещает:
«Ой, оставил горемычный
Челнок и весельце,
Утопил он в глуби Дона
Горячее сердце.
Утопил он свое сердце
В пучине глубокой
И сказал: плыви, челнок мой,
К милой черноокой!
Пусть же мне мой челн рыбачий
Вместо гроба будет,
И весло, как крест могильный,
Мне поставят люди!»

Суд

Перевод В. Потаповой

Петро у Федора кобылу призанял
И в лес направился, да завернул к Одарке — шинкарке,
  И, грешный, после чарки
  Так без вожжей кобылу погонял,
  Что хвост ей вовсе оторвал.
Тут Федор на Петра прошенье в суд подал.
Судья толстел — Петров кошель тощал…
  И разрешилось дело просто:
«Понеже оный Петр у Федора взаймы
  Кобылы никогда не брал бесхвостой,
  То мы
Названному Петру и присудили, —
И приговор наш остается в силе, —
  Кобылу у себя держать,
Покуда хвост не отрастет опять,
  Тогда ж — хозяину отдать».
За Федорово жито,
Глядь, — Федора же бито!

1852

Маркиан Шашкевич

(1811–1843)

>{3}

Хмельницкий осаждает Львов

Перевод Б. Турганова

Строем народной песни

Как во чистом поле,
У самой дороги,
Там намет раскинут великий, шелковый.
А под тем наметом стол стоит тесовый,
Сам гетман Хмельницкий[1] за тот стол садится,
Вся казачья сила вкруг него толпится.
Пишет гетман письма — да не сто, не двести,
По всей Украине рассылает вести.
Войско куренное в поход выступало,
Ляхов разбивало, за Львов отгоняло.
Как гетман Хмельницкий коня оседлал —
  Львов тревожен стал;
А гетман Хмельницкий саблею махнул —
  Львов главу нагнул.
На заре из замка рушницы стреляли,
К вечеру казаки замок зажигали.
А наутро рано город окружали, —
Грянули мушкеты, дворы запылали.
А гетман Хмельницкий послов посылал,
  Так говорить приказал:
  Коли будете мириться —
На выкуп скорее червонцы несите,
На выкуп за город коней выводите;
  А будете биться —
Высокие стены размечу мечами,
Улицы с дворами вытопчу конями!
Поутру во Львове звонницы звонили —
Ворота раскрылись, казаки входили.

Микола Устиянович

(1811–1885)

>{4}

Верховинец

Перевод Б. Турганова

Привольный край, наш ты оплот,
  Родимая Верховина!
Вешней водой твой день плывет —
  Свободно, весело, мирно.
По кручам вверх, из бора в бор,
  С легкой, свободной душою,
В поясе — нож, в руках — топор,
  Мы горной бродим тропою.
Гей, что мне там Подолья край,
  Нам полонина[2] — Подолье,
А чаща — степь, а сосны — рай,
  В рычанье зверя — раздолье!
Не манит нас корысть и лесть,