Погибшая леди - страница 20
.
— Ну, слава Богу, наконец-то! Ты должен ее помнить, Нил. Она у нас была. Ты еще танцевал с нею.
— Что-то не припоминаю. Как она выглядит?
— Вполне соответствует своей фамилии. Неужели забыл? Высокая, взбудораженная, а глаза горят, как у Старого моряка[5].
Нил расхохотался.
— А что, блестящие глаза вам не нравятся, миссис Форрестер?
— У других женщин — нет! — И она тоже рассмеялась, да так весело, что капитан, оторвавшись от газеты, с облегчением посмотрел на нее. Он бросил читать, выпустил из рук газету, медленно сползшую ему на колени, и стал с удовольствием наблюдать за сидящими у камина женой и Нилом. Они казались ему почти ровесниками. Он привык считать жену совсем молодой. Она заметила, что муж перестал читать.
— Может быть, зажечь лампу, мистер Форрестер?
— Нет, благодарю. Посумерничать тоже приятно.
Действительно, уже наступили сумерки. В гостиной было слышно, что Мэри спустилась сверху и возится в кухне. Камин освещал ноги капитана в домашних туфлях, а его голова и сильные плечи оставались в тени; время от времени мистер Форрестер похрапывал. В комнате темнело, окна превратились в бледно-сиреневые прямоугольники, ставни перестали дребезжать; к концу дня кончился и ветер.
В доме было тихо, только Мэри на кухне иногда громыхала сковородками. Миссис Форрестер шепотом объяснила, что Мэри не в духе, так как ее возлюбленный Джо Пучелик не приходил к ней повидаться. Обычно он навещает ее по воскресеньям, а в это воскресенье как раз начался буран.
— Когда ею пренебрегают, у нее сразу начинает болеть зуб.
— Ну вот, а тут еще я проложил к вам дорогу, теперь, если Пучелик не придет, Мэри вконец расстроится.
— Придет! — передернула плечами миссис Форрестер. — Я, разумеется, ничего не вижу и не слышу, но, поверь мне, он ходит сюда не зря.
Спустя несколько минут миссис Форрестер поднялась.
— Пойдем, — шепнула она, — мистер Форрестер заснул. Давай сбежим вниз с холма, нам никто не помешает. Я только надену резиновые сапоги. Согласен? — Она приложила палец к его губам. — Не возражай! Я больше ни секунды не могу сидеть в этом доме!
Они тихонько открыли входную дверь и вышли на переднюю веранду. Морозный воздух пах свежим снегом. На западе, над утонувшим в сугробах городком, небо окрасилось в нежные голубые и розовые тона. Когда Нил и миссис Форрестер подошли к склону холма, с которого сдуло почти весь снег, она остановилась, глубоко втянула в себя воздух и окинула взглядом белоснежные луга и замершие синеватые тополя.
— До чего же уныло, — пробормотала она. — Неужели нам придется пробыть здесь и следующую зиму? А потом и еще одну? Что тогда со мной будет, Нил? — В ее голосе звучал нескрываемый страх. — Понимаешь, мне здесь нечем заняться! Я совсем не двигаюсь. Ведь на коньках я не умею кататься: у нас, в Калифорнии, никто не катается, да и лодыжки у меня слабые. Вот в Колорадо-Спрингсе в это время я много танцевала — зимой там всегда устраивают балы. Сказать тебе не могу, как мне этого не хватает! Наверно, я и в восемьдесят лет буду танцевать! Вальсирующая бабушка! Да я жить не могу без танцев, когда танцую, совсем иначе себя чувствую!
Они спустились вниз и, прокладывая себе путь среди сугробов, дошли до деревянного моста.
— Подумай, даже ручей замерз! А я считала, проточная вода не замерзает. Неужели это надолго?
— Нет, теперь уже недолго. Вот увидите, через месяц болото зазеленеет, а за ним и луга. Весной здесь красиво. Да вы уже завтра сможете выбраться в город, миссис Форрестер. Смотрите, тучи рассеиваются! А вот и молодой месяц.
Она обернулась.
— Ой, я гляжу на него через левое плечо![6]
— Да нет, вы смотрите через мое правое.
Миссис Форрестер вздохнула и взяла его за руку.
— Милый мой! Не такие уж широкие у тебя плечи!
И Нил тут же вспомнил другие плечи — широкие, возмутительно широкие, под щеголеватым пальто с каракулевым воротником. Непрошенное вторжение этого третьего лица расстроило Нила, и, пока они медленно поднимались на холм к дому, его не отпускала досада.
Как ни странно, миссис Форрестер больше всего интересовала Нила именно потому, что она была женой капитана, и больше всего он восхищался тем, как она относится к мужу. Самым главным в глазах Нила, помимо ее прочих очаровательных достоинств, было то, что она сумела оценить этого человека — скромного строителя железной дороги и оставалась ему верна. Это, считал Нил, ценнейшее свойство ее натуры, не подвластное ни времени, ни износу, надежное, как дамасская сталь. Именно оно восхищало Нила, на нем держалось его поклонение миссис Форрестер, именно на нем, как он полагал, держалась она сама.