Погонщик волов - страница 23

— Ты сегодня рисовал, господин конторщик?

— Да… то есть, нет, не рисовал, а мечтал акварелью. Вот как это можно бы назвать.

Лопе его ответ непонятен.

— Опять цветы и голого мальчика со стрелами, как в прошлое воскресенье?

— Да, в таком примерно духе, только еще нежней… но ты этого, верно, не понимаешь? Потом я покажу тебе свои наброски.

— Листочки, да? Вот был бы у меня красный карандаш, каким иногда рисуешь ты, я бы тоже мог нарисовать красные листья, правда-правда.

Конторщик высовывается в окно и слушает.

— Ты не мог бы отнести мое письмо управляющему?

— Мог бы. А зачем ты ему пишешь? Ты ведь каждый день его видишь, можно и так сказать.

— Ну, этого тебе не понять. Так благороднее… Когда человек не может произнести что-нибудь вслух, гораздо благороднее написать об этом в письме. А кроме того, письмо это адресовано не лично господину управляющему. Ты можешь отдать его и жене господина управляющего. Я даже полагаю, будет правильней, если ты отдашь письмо именно его жене. Да-да. Так что не торопись, а подожди, пока она останется одна.

— Конечно, подожду, так будет лучше, потому что управляющий меня не любит. Не стану я ему отдавать твое письмо. А где оно у тебя?

Растопырив пальцы, конторщик сует письмо Лопе за вырез куртки.

— Смотри не потеряй.

Башмаки Лопе грохочут прочь.

В комнатке тишина.

На хозяйственном дворе крякает утка. Фердинанд барабанит костяшками пальцев по столу. При каждом шорохе он выглядывает из окна. Где-то захлопнули дверь. Кто-то, по обыкновению, громко прокашлялся. Зеленая фигура торопливо мелькнула мимо окна. Фердинанд воспринимает ее движение как цветовой блик. Он глубоко вздыхает и продолжает ждать.

— Ах да…

Грохоча башмаками, возвращается Лопе.

— Ну, как?

— Ушедши он…

— Куда?

— Он — в винокурню, а я — к нему, а его жена стояла у окна и спросила: «Тебе чего?» Тогда я отдал ей письмо. Только ты не написал на письме, что это для нее. Забыл написать.

— Не ушедши, а ушел, — с выражением поправляет Фердинанд, — он ушел.

— Я и говорю, он был ушедши и меня не видел, раз я стоял у забора.

— Я все-таки думаю, что если человека нет дома, надо говорить «он ушел».

— Ну да, и она запрятала письмо, воткнула его сверху, вот сюда, смешно-то как. — И Лопе повторяет ее движение над вырезом своей рубашки. — Потом она говорит: «Спасибо», — и говорит: «Какой ты умница. А у меня как на грех ничего нет, чтобы тебе дать. Ну, авось в другой раз». Если ты опять напишешь письмо, господин конторщик, и я опять его к ней отнесу, она мне, может, что-нибудь даст, верно?

Фердинанд безмолвно протягивает ему огрызок красного карандаша.

— А монеты, которые она выплюнула, он их подобрал или нет? Ты не помнишь, господин конторщик?

— Ты про что, про сказку?

— Да.

— Но сперва принеси мне, пожалуйста, белье от матери.

— Угу. — И мальчик уже снова за дверью.

Конторщик откинулся на спинку стула. Косяк диких уток рассекает вечернее небо над парком. Снежный шлейф, думает конторщик, снежный шлейф средь белых пушистых облаков. Со стороны квартиры управляющего раздается стук в стенку. Это маленькие, клюющие стенку удары, они похожи на шуршание древоточца. Фердинанд считает удары. Их всего одиннадцать. Шуршащий стук возобновляется, и Фердинанд снова насчитывает одиннадцать ударов. Шумно возвращается Лопе.

— Мама прислала счет, она написала его твоим красным карандашом. Все сошедши… сошло нормально.

Фердинанд неприязненно берется за истрепанный клочок бумаги. Клочок выдран из школьной тетради. Фердинанд читает. Лоб Фердинанда покрывается морщинками, словно река под легким ветром. Потом его губы трогает улыбка.

— Красным карандашом. Как учитель.

— Красным карандашом? Ревность… ах да, конечно, красным карандашом… Что я еще хотел у тебя спросить, ах да, — она очень сердилась, я про мать?

— Да чего там, ерунда, ты чего сказал? Ты не хочешь читать? Или не знаешь, где книга? Так вот же она, на полочке.

— Да, конечно, конечно. — Конторщик растерянно идет к полке, наклоняется, спрашивает: — А докуда мы с тобой дочитали?

— Как он вытирал об штаны грязные руки, вот так…

И Лопе выжидательно проводит ладошками по своим штанинам. Руки у него все еще бронзового цвета — от золы. Фердинанд листает…