Поговорим о странностях любви - страница 36

Сумасшедший дом! Как там они? Вот хлеб. Застряла в булочной. Хлеб разгружали. Здесь все нормально? Так я и знала! Теперь ему хватает и двух рюмок. Виталий, иди на кухню! Иначе завтра же позвоню Кудрявцеву. В два счета вылетишь из своей рекламы! Знаем, знаем: для поднятия духа! Тот, что сбил Севу, тоже дух поднимал. Бутылка вина, и человека нет! Марш отсюда! Витя, займись им. Ему лишь бы надраться, за здравие ли, за упокой… Зашиться надо, и точка. Хорошо, я сяду. На углу так на углу. Мне все равно. Спасибо. Кладите все подряд. Вдруг почувствовала, что голодна. Водички? Побольше. Рюмку — чисто символически. Помянем Севу. Пусть ему будет легко на том свете. Сева, Сева… Икры не хочу. Ни красной, ни черной. Видеть ее не могу! Мама полтора года мучилась от рака, я ей икру доставала банками, килограммами. И все без толку. Цепляешься за любую соломинку. Вы тоже хороши, ребята! Надо было не деликатесы покупать для поминок, а отдать Гале деньгами. Ей сейчас придется туго. Друзья, внимание. Мы пришли сюда в минуту горя. Пройдет время, горе притупится, но мы навсегда запомним этот день. Пусть редакция всегда будет родным домом Севиной семье. Галя, мы всегда с тобой, с твоими детьми. Налей и Севе. Сверху полозки хлеб и посоли. Так полагается. Поставь стакан на его столе. Когда отец умер, я тоже спорила с мамой. Ночь прошла — в стакане немножко убавилось. Будто и впрямь отпил. На вторую ночь осталась половина. А на третью стакан разбился. Мама уверяла: его душа теперь спокойна и больше не придет.

До чего ж похожи на Севу. Его старший брат с сыном. У меня мог бы быть такой же. Может, взять ребенка из детдома? Будет что-то родное. А я кем буду? Не мать, не бабушка. Потом найдется настоящая. Откуда взялись эти тетки? Галина родня. Странно. Как в деревне: платочки, платочки. А вы чего распелись? Мало ли Сева написал хороших песен — все будете исполнять? Сегодня! Здесь! Откуда ты знаешь, радовался бы Сева или нет? Не надо кощунствовать! Человек умер, у-мер! А вы поете, пьете, веселитесь! Может, еще телевизор включите?! Нонна, дай-ка мне эти бутылки. Нет, дай все. Витя, прекрати! От тебя я не ожидала! Аленочка, ну почему они такие безмозглые? Или так боятся смерти, что не могут и помыслить о ней? Неготовность к трагическому, вот их бич. Дети телевизора. Посмотреть веселенького, выпить крепенького, и все. Никакого чувства ответственности. Мы все брали на себя — а что делать? Ах, мы не доверяли вам, молодым… Бедненькие! Кому доверять-то? Игорь, ты сперва научись придумывать заголовки. Врать надоело? Ну, снова напишешь ты о дырявых крышах, получишь еще десять таких же жалоб, снова будешь обличать ЖЭК, райисполком и чувствовать себя борцом. Тебе это нужно? А людям нужно видеть перспективу.

Да не боюсь я! Вспомни историю с рыбками. Все были против этой статьи, а я доказывала: надо давать! Там Сева ясно показал мурло мещанина. Главное не спекулянты, а отношение к живому.. Мне очень странно, что никто из вас этого не почувствовал. Помните, когда начался бум вокруг декоративных рыбок, нашлись дельцы, которые привозили со всех концов света редкие экземпляры. За них платили безумные деньги! Но рыбки плодятся, мальки тоже в большой цене. Бизнес. Те жулики додумались, как сделать, чтобы цена не падала. Перед продажей рыбок надо подержать аквариум перед телевизором, и потомства не будет: облучение. Еще неизвестно, как это все скажется на людях. У кого открывалка? Радиация — это, сами понимаете… После его статьи против этих жуликов возбудили уголовное дело, а мне опять влетело. Дескать, зачем мы подсказываем через газету легкие способы наживы. Сева так и остался при своем мнении. Наш Робин Михайлович Гуд. Давайте и вы в том же духе. Неужели даже его гибель вас ничему не научит?

Игорь, доешь! Не могу видеть, как оставляют полтарелки. Хорошие манеры? Жизнь научила. В самый голод мы с ребятами собирали в лесу почки, выкапывали каких-то улиток. Отец болел после ранения, ему раз в день давали горячий обед. Кашу, целую кружку. Я носила ее из деревни. До моста еще терпела, а потом начинала слизывать крупинки. Сперва по ободку кружки, потом сверху. Лизала, пока язык доставал. Принесу, отец посмотрит на эту кашу и говорит: «Ешь, я не хочу». А я его с ложечки, как маленького… Как он выжил? Витя, плесни мне еще. Выпьем, чтоб мы ничего не забывали. Ни хорошего, ни плохого. Своим забвением мы еще раз убиваем умерших. Так пусть память о Севе…