Поговорим о странностях любви - страница 40

Если первое, то передаем краткое содержание предыдущей серии. Некий подающий себе надежды врач встречает на операционном столе загадочную незнакомку. Оставив ему на память яблочный пирог, она исчезает. Крупно: озадаченная физиономия врача. Звучит тревожная музыка.

И все на этом закончится, Ванда? Где я еще найду такую прелестную гортань и изысканные бронхи? Если бы на Вас периодически не накатывала хандра, Вы были бы образцовой пациенткой. Не хнычете, не требуете дефицитных лекарств. Оставайтесь-ка у нас штатной больной, а? Работа не пыльная: рассказывать студентам, где что болит.

Мы, конечно, люди взрослые, но Вы никак не похожи на женщину, для которой все это пустяк. Неужто только из жалости к бедному хромому доктору? Как в том французском фильме: «Есть мужчины, с которыми проще провести ночь, чем объяснить им, почему вам этого не хочется».

До свидания (или прощайте).

А. К.

Ванда, милая!

Пишу вдогонку моему вчерашнему идиотскому письму. Не сердитесь: я совершенно выбит из колеи. Закрываю глаза и вижу: Вы кормите Азазелло с ладони, а эта полосатая контра, которая ни у кого из рук ничего не берет, ластится к Вам и хрипло мяучит. Ваши волосы рассыпались, зеленые глаза посматривают сквозь челку так лукаво, что мы с Азазелкой цепенеем.

Но Вы не переживайте: все утрясется. Наш город уже частично залечил нанесенные раны — а как не хочется залечивать! Напишите же поскорее. И регулярно полощите горло календулой. Мысль об этом будет согревать мою одинокую старость.

Ваш лечащий друг

А. К.

Письмо,

в котором рассказывается, как тоскливо уже третий месяц ходить на почту и, стараясь не встречаться взглядом с почтальоншей, бормотать: «Посмотрите, пожалуйста, нет ли чего на «К»…» Словно провинциальная старушка, которая спрашивает в большом ювелирном магазине: «Есть ли у вас дешевые бриллианты?» В наше первое и последнее свидание я вообразил было, что Вы и я — это уже мы. Максимум, что Вы можете позволить другому — сосуществовать рядом с собой. Ну давайте же не дуться! Я делаю первый шаг: перехожу на «ты». А ты напиши мне. Будем считать, что это твоя общественная работа. В ответ на письмо вышлю справку: «С такого-то по такое-то был охвачен таким-то вниманием».

Прости за треп. Боюсь остановиться, чтобы до меня не дошло: разговариваю с самим собой. Я тебя придумываю, да? «Не могут быть совсем настоящими города и люди, которые далеко и которых любишь».

Твой (если тебе это еще не наскучило) доктор.

(На блоке сигарет «Феникс».)

Вот и все. Можно курить и все остальное. Больше не буду надоедать. Через месяц последствия операции окончательно исчезнут и ничто уже не будет напоминать о маленьком приключении. Вы, наверное, правы: так лучше и Вам, и мне. Я не могу забыть Вас, но это, конечно, вопрос времени. Например, одной жизни.

Прощайте.

А. К.

Вандочка, милая, наконец-то!

Утром я безнадежно заглянул на почту, и вдруг — синий конверт с пейзажем города Невинномысска! Да будет благословен этот город и все его обитатели! Я тут же выучил письмо наизусть и перецеловал каждое слово. Но как их мало! Отмалчиваться целых три месяца и прислать один-единственный листок, правда, исписанный с двух сторон. А главное — в конце: «Целую». Люди, бросьте свои дела и спешите сюда: она целует меня!

Вечером перечел еще раз и расстроился: поцелуй-то утешительный. Целую, но: «видеться не станем». Вспоминаю, но: «давай не будем возвращаться к этому». Ну, знаешь!

Вокруг тебя такой заслон: муж, сын и, наконец, это козырное: «Я старше тебя на целых пять лет». Поверь, ты выглядишь моложе не то что меня, а и своего сына! Кстати, пришли ваши с Сережей фотографии.

Пора мне обрастать документацией.

Второй твой довод: «Зачем нам морочить голову друг другу?»

Моя голова трещит от диссертации и операций. Иногда хочется с кем-нибудь поболтать по душам, а ты тут как тут, всего восемь тысяч километров — рукой подать. И я целую эту руку!

Твой последний аргумент: «Мы совершенно (подчеркнуто дважды) не знаем друг друга». Вот и хорошо: такой простор для сюрпризов! Главное мне и так известно: ты прелесть. Но хочется узнать все, даже то, чего ты сама о себе не ведаешь. Эти тайны я буду хранить у себя на работе, в белом железном шкафу со скрещенными косточками, если Азазелло еще не слопал их. Он, кстати, передает тебе испепеляющий привет. Я присоединяюсь к нему. И, отогнав галантное животное, целую тебя. Пиши!