Поговорим о странностях любви - страница 66
Ей все время приходится держать себя в руках, иначе все тут же поймут: ей по-прежнему девятнадцать, и все прошло мимо нее: замужество, переезд в этот далекий забытый городок, странные, полуреальные дни («Мне все кажется: я еще не начинала жить, самое главное впереди. Неужели так и останется до самой смерти?»).
Перечитал: она и не она. Вы можете упрекнуть меня в том, что портрет получился несколько неопределенным. «Прекрасная дама» в дальневосточном варианте. Но слова, как и медицина, тут бессильны.
Пожалуйста, найдите эту женщину. Мне ее очень недостает. Но это строго между нами. Ладно? Если разыщете, непременно напишите мне. Хотя бы вы пишите, майор. Честь имею!
С.
Моя любимая!
Новостей никаких. Работа, работа и работа.
Не удивляйся чужому письму в конверте. На днях я получил его от больной, которая — помнишь? — на Новый год была Снегурочкой у нас в отделении. Прочти. Вряд ли вы с ней увидитесь. На этот раз ее дела и впрямь плохи.
Целую.
С.
Доктор!
Не сердитесь, что я вам морочу голову. Как будто вам мало этой больницы! Но мы с вами так душевно поговорили на Новый год, я потом долго вспоминала: молодой, а как меня чувствует! Я же знаю: врачи бывают такие ласковые, когда больной совсем плох. Но вы сказали, что у меня приличные анализы.
Вы всем это говорите, да?
Я на вас надеюсь, миленький. Это будет такая несправедливость, если я вдруг умру! Это сейчас я старая бандероль. А вы бы видели, какая я была на своей свадьбе! От горла вниз белое облегающее, потом широкое-широкое, этот фасон назывался «Солнце-клеш», волосы тоже белые, еще мой цвет, натуральный… Мне еще долго говорили в трамвае: «Девочка, уступи место». А эта девочка уже была вдова, да.
Я сперва за него не хотела, иди знай, что это за албанцы? Он учился у нас в медицинском, так мало ли кто учится? Но он увидел меня — и все. Я туда-сюда, а он сказал: «Софис (это он меня так называл), я женюсь на тебе». И точка. Это была такая история, доктор! Я говорила своему второму мужу: «Олег, напиши книгу! С кого писать, как не с меня?» Но он все раскачивался, пока не спился. Что у меня за везуха на мужей! Все мне завидовали, а детей так и нет.
Короче: я вышла за него, и мы уехали в Албанию. Меня охраняли его отец и трое братьев, все с ружьями, иначе украдут, и никаких следов. У них такой обычай. Горы, и все черноглазые, с бородами, как в кино! Доктор, если бы видели, как меня там принимали! Я была младшая невестка, мне полагалось восемь ниток жемчуга. Восемь! Все нитки до самого пупа, натуральный жемчуг, представляете! На него можно было бы годами жить. Но что я тогда понимала: восемнадцать лет! Длинные ноги и белые волосы, еще свой цвет, вот и все. Уехала домой на каникулы в одном сарафанчике. Знаете, тогда только пошла мода на тоненькие бретельки. Нет, откуда вам знать, вы же не помните тех лет. На меня все оглядывались, все. Цветы дарили — просто так. Боже, а потом у них как началось! Но меня бог спас для моей бедной мамы.
Вы себе представляете мое положение, доктор: я осталась буквально с голым задом! Все, что у меня было, я вбухала в утюги. Три электроутюга, полотер, пылесос, пять плиток, а? У них безумно дорогие электротовары, а мы же молодожены, нам надо становиться на ноги, нельзя же было сесть на шею его родне. Мой Йылы был такой гордый, чуть что, уши наливаются дурной кровью. И со всей его гордостью я села голым задом на эти проклятые утюги! Доктор, миленький, вы меня простите, я же с вами как с родным. Врачи и птицы, вот кто у нас остался для душевных разговоров. Я же знаю, моя болтовня дальше вас не пойдет. Но зло до сих пор берет: столько утюгов отдала буквально за копейки! Идиотка! А фотографии? Специально взяла туда домашний альбом, хотела показать новой родне. Мама предупреждала: «Ты же забудешь, ты все теряешь, а там папины военные снимки». Точно: приготовила, запаковала, а в последний момент оставила на столе. Вместе с жемчугом. Интересно, кому он достался? Говорят, у них теперь строго, даже такси нет. Месяц в году все работают на стройке или в сельском хозяйстве. Что же они, в жемчуге копают? Обидно. Иногда ночью я думаю: вдруг мой Йылы жив? Вдруг! Не для себя — для него думаю. Сколько я писала: и нашим, и в индийское посольство, оно было тогда посредником — ничего! Как в воду канул.