Похищенный. Катриона (Романы) - страница 56
- Джеймс, как видно, повредился в рассудке,- заметил Алан.- Подойди сюда вместо нас солдаты, угодил бы он б переделку. Впрочем, на дороге-то, надо полагать, он дозор выставил. Эту тропу, которой мы шли, солдаты не знают, да и найти - с ног собьются.
С этими словами он сложил пальцы и трижды свистнул. Это был условный сигнал. Странно было видеть, как при первом свисте огни замерли, точно людей, которые бегали с факелами, охватил страх, и как под конец все снова пришло в движение.
Водворив таким образом спокойствие, мы стали спускаться. У ворот усадьбы, вернее сказать, зажиточной фермы нас встретил человек высокого роста, лет пятидесяти, весьма приятной наружности. К Алану он обратился по-гэльски.
- Джеймс Стюарт,- произнес Алан Брек,- попрошу тебя говорить по-шотландски. Молодой человек, которого я привел, понимает только этот язык. Позволь представить,- объявил он, взяв меня под руку,- дворянин из Нижней Шотландии, юный лэрд, однако пусть его имя пребудет в тайне, для его же блага.
Джеймс Гленский, обернувшись ко мне, чрезвычайно учтиво со мной поздоровался, но тотчас вновь повернулся к Алану.
- Ужасная весть! - в волнении воскликнул он, ломая руки.- Не оберешься теперь беды.
- Да полно. Нет худа без добра. Колин Рой мертв, благодари бога.
- Сказать по правде, уж лучше бы он ожил сейчас. Труби себе кому угодно о своих намерениях, но теперь, когда каша заварена, кто, спрашивается, будет ее расхлебывать? Его убили в Аппине, заметь, Алан, у нас! Нам отвечать, а у меня как-никак семья.
В продолжение этого разговора я глядел по сторонам, наблюдая, как хлопочут слуги. Одни, стоя на лестницах, разгребали солому на крышах, вытаскивали оттуда ружья, мечи, пистолеты. Другие переносили это оружие в потайное место куда-то на дно оврага, и по ударам кирки я догадался, что его закапывают. Все это совершалось с усердием, но очень уж бестолково и суматошно. На одно ружье набрасывалось сразу несколько человек, тянули, вырывали друг у друга, сталкиваясь в темноте с горящими факелами. Джеймс поминутно прерывал разговор с Аланом, отдавал какие-то распоряжения, которых, видно, никто не понимал. При свете факелов я мог разглядеть лица, они выражали страх и смятение. Долетали обрывки приглушенной речи, голоса звучали тревожно и раздражен но.
Вскоре из дома показалась девушка, держащая в руках не то узелок, не то сверток. И сейчас вспоминаю не без улыбки, как, встрепенулся Алан при виде этой ноши.
- Что это у нее там? - спросил он.
- Да вот порядок наводим,- отвечал Джеймс испуганно и как-то заискивающе. - Они же будут искать по всему Аппину, перевернут у нас все вверх дном. Надо, чтобы все было убрано, чтоб комар носа не подточил бы. Ружья, мечи мы в мох зарываем, а это, должно быть, мундир твой французский.
- Как! Зарывать мой мундир! Черт побери, я не позволю!
Алан подбежал к девушке, завладел свертком и поспешил переоблачаться в сарай, вверив меня заботам своего родича.
Джеймс, недолго думая, повел меня в кухню, усадил за стол, сел напротив и какое-то время занимал учтивым разговором, как и подобает гостеприимному хозяину. Но вскоре его лицо вновь омрачилось думой. Он сидел нахмурившись, покусывал ногти, поминутно впадая в рассеянность, и про меня вспоминал лишь изредка. Говорил что-то невнятное, улыбался слабой улыбкой и снова погружался в мучительные размышления. Жена его, уткнувши лицо в передник, сидела у очага и плакала не переставая. Старший сын, сидя на корточках, разбирал кучу бумаг, время от времени бросая что-то в огонь. Молодая служанка, с красным заплаканным лицом, как потерянная, носилась по комнате, суетливо перебирала какие-то вещи, бросала их, кидалась к другим, всхлипывая то и дело. В дверь поминутно заглядывали разные лица в ожидании указаний и распоряжений.
Наконец Джеймс не выдержал, вскочил на ноги и, извинившись передо мной, попросил позволения походить по комнате.
- Что вам проку от моей компании, сударь,- сказал он.- Я не искусник до светских бесед. Только и думаю, что об этой ужасной истории. Сколько бед она навлечет на безвинных людей!
Тут, заметив, что сын сжигает бумагу, которую, по-видимому, не нужно было сжигать, он уже не мог совладать с собой, волнение выплеснулось, да так, что и неловко было глядеть. Он набросился на сына с бранью и кулаками.