Похищенный. Катриона (Романы) - страница 57

- Ты с ума спятил? - кричал он.- Хочешь, чтоб отца твоего повесили? Ты этого добиваешься?!

И, совсем забыв о моем присутствии, он еще долго кричал ему что-то по-гэльски. Юноша покорно молчал, а жена Джеймса при слове «повесили» уронила лицо в передник и зарыдала пуще прежнего.

Тягостное это было зрелище для человека стороннего, потому я несказанно обрадовался, когда наконец появился Алан, приятно преобразившийся в своем щегольском французском мундире. Правда, мундир уже так износился, что едва ли заслуживал такого эпитета. Пришел и мой черед переодеться. Один из сыновей Джеймса, вызвав меня из кухни, дал мне долгожданное чистое платье и пару горских башмаков из оленьей кожи, виду несколько странного, но на деле очень удобных.

К моему приходу Алан, должно быть, уже рассказал наши похождения. Все, по-видимому, понимали, какая опасная предстоит нам дорога; сборы шли полным ходом. Каждый из нас получил пару пистолетов и шпагу, как я ни пытался отказаться от последней, ссылаясь на неумение. Кроме того, нам дали в дорогу мешок овсяной муки, котелок и бутылку французского коньяку. Недоставало лишь денег. У меня осталось всего около двух гиней. Пояс с золотом был отправлен во Францию с другим гонцом, и состояние моего друга, доверенного лица Ардшиля, составляло отныне семнадцать пенсов. Что же касается Джеймса, то он, видно, так поистратился на поездках в Эдинбург и на судебных тяжбах, что наскреб только три шиллинга и пять с половиной пенсов, да и то все по большей части медью.

- Этого мало,- заметил Алан.

- Попроси у кого-нибудь поблизости или дай знать мне с дороги: я тебе потом вышлю. Видишь ли, Алан, ты должен поскорее уходить отсюда. Не время сейчас задерживаться из-за одной-двух гиней. Они наверняка о тебе прознают, начнут искать и, уж конечно, убийство-то припишут тебе. А коли обвинят тебя, то и с меня, как с твоего ближайшего родственника, спросят за то, что тебя укрывал. А если меня обвинят…- Тут он запнулся, побледнел и принялся в рассеянности кусать ногти.- Если меня повесят,- проговорил он,- каково тогда будет нашим родным и близким!

- Да, это будет черный день для всего Аппина,- согласился Алан.

- Вот что мне сердце гложет! - воскликнул Джеймс.- Эх, накликали мы на себя беду, Алан! Два дурака! Все болтовня наша! - Он в сердцах стукнул кулаком в стену, да так, что все вокруг зазвенело и задрожало.

- Да, ты прав, прав,- отвечал Алан.- Мой друг из Нижней Шотландии,- он кивнул в мою сторону,- давал мне некогда дельный совет. Как жаль, что я его тогда не послушал!

- Но вот ведь еще дело какое,- продолжал Джеймс, перейдя на прежний умоляюще-заискивающий тон.- Если меня арестуют, тебе ведь деньги понадобятся. Из того, о чем мы тут с тобой толковали, ясно одно: плохи наши дела. Всё ведь свалят на нас. Ну, а теперь войди в мое положение, пойми правильно. Мне ведь придется объявить о тебе, обещать награду за твою голову. Тяжело, больно прибегать к такому средству, между родственниками - так последнее дело. Но пойми, Алан, если на меня падет подозрение, мне ведь придется думать уже о себе, о семье. Ты понимаешь меня?

Он произнес это с неподдельной горестью, умоляюще, теребя рукой кафтан Алана.

- Да, понимаю,- отвечал Алан.

- Тебе нужно уходить отсюда, покинуть вовсе Шотландию, тебе и твоему другу из Нижней Страны. Мне ведь придется и о нем объявить. Ты понимаешь, Алан? Ну скажи, ты со мною согласен?

Мне показалось, что Алан слегка покраснел.

- Мне весьма нелегко согласиться на это. Я ведь сам его сюда пригласил. Он наш гость, Джеймс! - воскликнул он, закинув назад голову.- Получается, я буду предателем.

- Нет, Алан, нет. Ну посуди сам. Его и так будут искать. Мунго Кэмпбелл уж точно везде развесит афиши. Что из того, если и я о нем объявлю? И потом, Алан, у меня же семья.- Он умолк, Алан не отвечал ни слова.- И еще пойми,- продолжал Джеймс,- ведь присяжные-то будут Кэмпбеллы.

- Что ж, одно только утешение,- проговорил Алан в раздумье,- имени его никто не знает.

- И не узнает никто, клянусь тебе, Алан! - воскликнул Джеймс с таким жаром, как будто и впрямь знал мое имя и теперь готов был его забыть, чего бы это ему ни стоило.- Я только укажу его приметы, одежду, лета и прочее. Ты мне позволишь? Другого выхода я не вижу.