Поход Суворова в 1799 г. - страница 4

стр.

Все утихло, и мало-помалу многие вышли из комнаты; остались одни русские генералы и несколько австрийцев. Чрез несколько минут дверь комнаты отворилась, и Суворов быстро вышел. Остановившись, он поклонился и, зажмурив глаза, сказал: «Ваше Высокопревосходительство, Андрей Григорьевич! Познакомьте ж меня с гг. генералами!»

Розенберг представлял всех, называя каждого чин и фамилию. Батюшка наш Александр Васильевич навытяжку стоял с закрытыми глазами, и кого не знал, открывши глаза, говорил с поклоном: «Помилуй Бог! Не слыхал! Познакомимся!» Которых фамилия была известна, видимо, принимал лучше, припоминал им былое, воинскую славу прошлых времен. Наконец, когда последние, младшие, начали представляться, Розенберг говорил: «Генерал-майор Меллер-Закомельский!» – «А! Помню! — сказал Суворов. — Не Иван ли?» – «Точно так, Ваше сиятельство». Суворов открыл глаза, ласково поклонился и сказал: «Послужим, побьем французов! Нам честь и слава!» – «Генерал-майор Милорадович!» – продолжал Розенберг. «А! А! Это Миша! Михаиле!» – «Я, Ваше сиятельство!» – «Я знал вас вот таким, — сказал Суворов, показывая рукою на аршин от пола, — и едал у вашего батюшки Андрея пироги. О! Да какие были сладкие. Как теперь помню. Помню и вас, Михаиле Андреевич! Вы хорошо тогда ездили верхом на палочке! О! Да как же вы тогда рубили деревянною саблею! Поцелуемся, Михаиле Андреевич! Ты будешь герой! Ура!..» «Все мое усилие употреблю оправдать доверенность Вашего сиятельства», — сказал сквозь слезы Милорадович. «Генерал-майор князь Багратион!» – проговорил Розенберг. Тут отец наш Александр Васильевич встрепенулся, открыл глаза, вытянулся и спросил: «Князь Петр? Это ты, Петр? Помнишь ли ты… под Очаковом!.. С турками!.. В Польше!»… И с распростертыми руками подвинулся к Багратиону, обнял его и, поцеловавши в глаза, в лоб, в уста, сказал: «Господь Бог с тобою, князь Петр!.. Помнишь ли? А?..» «Нельзя не помнить, Ваше сиятельство! — отвечал Багратион со слезами на глазах, — нельзя не помнить того счастливого времени, в которое служил под командою вашею». — «Помнишь ли походы?» – «Не забыл и не забуду, Ваше сиятельство!»

Тут Александр Васильевич повернулся и широкими шагами стал ходить. Потом остановился, вытянулся и, зажмуря глаза, начал говорить: «Субординация! Экзерциция! Военный шаг – аршин; в захождении – полтора; голова хвоста не ждет; внезапно как снег на голову; пуля бьет в полчеловека; стреляй редко, да метко; штыком коли крепко; трое наскочат: одного заколи, другого застрели, а третьему карачун! Пуля – дура, штык – молодец! Пуля обмишу-лится, а штык не обмишулится! Береги пулю на три дня, а иногда на целую кампанию. Мы пришли бить безбожных, ветреных, сумасбродных французишков; они воюют колоннами, и мы их будем бить колоннами! Жителей не обижай! Просящего пощади, помилуй!» Тут, как бы уставши, Суворов склонил голову, наморщил брови и, казалось, углубился в себя. Мускулы лица показывали быстрое движение мысли, лоб покрылся морщинами, руки опустились, и лицо покрылось румянцем.

Чрез несколько секунд он встрепенулся, приподнялся на носки, живо повернулся к Андрею Григорьевичу и сказал: «Ваше Высокопревосходительство! Пожалуйте мне два полчка пехоты и два полчка казачков!» – «В воле Вашего сиятельства все войско; которых прикажете?» – отвечал Розенберг. Быстро взглянул на него батюшка Суворов и закрыл глаза.

Розенберг ни с самим Суворовым, ни под его командою никогда не служил и потому не понимал его слов. Светлейший повторил: «Помилуй Бог! Надо два полчка пехоты и два полчка казачков». Сказавши это, замолчал. А затем спрашивал: «А далеко ли французы? Кто у них командует? Хорошо ли кормят солдат наших? Есть ли у нас боевые запасы? Востры ли штыки? Здоровы ли русские?» и пр. и пр. Розенберг отвечал, как мог; но, казалось, не по-суворовски. Александр Васильевич часто переменялся в лице; наконец отвернулся, шибко сделал несколько шагов по комнате, стал и начал говорить: «Намека, догадка, лживка, лукавка, краткомолвка, крас-нословка, немогузнайка! От немогузнайки много, много беды!» Уклонивши голову в виде поклона, ушел в свою комнату.