Поиграем? - страница 20

— Да, мам. Я просил тебя так не кричать в телефон. Я тебя и так хорошо слышу.

— Мне кажется, что тебе не слышно, — святая простота. — Ты где?

— В кафе, — брякнул первое, что пришло на ум. — Одноклассника своего встретил. Еще немного посидим.

— Все нормально? Ты же не пьешь?

— Мама, мне не пять лет, я сам знаю, что мне делать, — грубо. Очень грубо! Прикрываю микрофон, дабы не было слышно мерзопакостно каркающей рядом вороны. — И даже если и пью, то имею на это право. У меня отпуск, если ты не помнишь. Не нагнетай, пожалуйста.

— Не буду нагнетать. Ты просто уже уезжаешь послезавтра, а со мной проводишь мало времени.

— Завтра я весь твой.

— Ловлю на слове. У тебя точно все нормально?

— Да.

— Ладно, Леш, купи на обратном пути булку белого хлеба. Завтра нам гренки сделаю.

— Хорошо. Куплю.

Убираю телефон, но то ли руки стали расти из одного места, то ли ворона отвлекла, но телефон в карман не попал, а шмякнулся на землю.

— Нельзя, — резко оборачиваюсь на рядом прозвучавший голос. — То, что упало на кладбищенскую землю, теперь принадлежит мертвым. Забирая это обратно, ты проявляешь неуважение к усопшему, — обвожу взглядом рядом стоящую бабку во всем черном. — Оставь здесь. А то со здоровьем могут быть проблемы.

— А вы вообще в курсе, что это такое? — указываю взглядом на лежащий телефон. — И сколько это стоит? — бабка явно не в курсах.

— Ну, если купил его значит есть деньги. Новый потом купишь. От тебя не убудет. А ей значит нужнее, — долго смотрю на бабку. Снова только одно желание — материться.

— То есть моей дочери там нужен телефон, да? Она мне решит позвонить и справиться о моем здоровье? Пить надо меньше, бабуля, — вновь тянусь к телефону, на что бабка со всей дури херачит мне по руке.

— Нельзя. И на кладбище вечером не ходи. Лучше в первой половине дня. Я тебе зла не желаю. Оставь то, что упало здесь. Значит так надо было. И пить рядом с могилой — нельзя. Да и вообще не пей. Никому это еще счастья не приносило.

Хочется крикнуть старухе, чтобы заткнулась, но та и сама замолкает. Разворачивается и уходит в неизвестном направлении. Как только узрела бутылку в куртке? Я ее даже не доставал еще.

Первая пришедшая на ум мысль, как только бабка исчезла с поля зрения — это тупой разводняк. Когда я покину кладбище, она сообщит кому нужно и мой телефон тупо заберут, как и куклу. Хотя, остается маленький шанс, что бабка нормальная.

Перевожу взгляд на могилу. А вдруг… Маше и вправду нужнее? Может, на кнопки захочет понажимать? Это же новая вещь. Она таких не видела. Домашний телефон не в счет. М-да… это, конечно, из области психиатрии. Скоро придется лечиться. Долго смотрю на телефон и все же не решаюсь его поднять. На новый заработаю, а этот оставлю здесь.

Еще немного простояв на морозном воздухе, понимаю, что примерз как собака. Да, что взять с февраля? Я в куртке примерз, что уж говорить про Машку. Так, все, это клиника. Надо уходить.

Может, бабка чем-то обладает, но пить почему-то перехотелось, как только вышел с территории кладбища. Оставил не начатую бутылку у ворот, сам же со спокойной совестью дошел до ближайшей остановки и сел в первый попавшийся автобус.

Сам не понял зачем вышел задолго до нужной остановки. Хоть городок и небольшой, но идти по морозу километра три, мягко говоря, идиотское решение. Но и в этом есть плюс — мозги прочистил, даже появились дельные мысли. Правда, хлеб купить так и забыл. Ну и по хрен, омлет сварганим. Открываю дверь в подъезд и облегченно выдыхаю. Все-таки холод хуже, чем жара. От первого сдохнешь быстрее.

— Ну, пожалуйста, открой. Я замерзла. Мама! — отчетливо слышу чьи-то истеричные всхлипывания, а затем совершенно точно кто-то барабанит в дверь. Судя по голосу — девочка.

Медленно поднимаюсь и, кажется, сам облегченно выдыхаю, когда слышу, как дверь все же кто-то закрывает. Однако, не такого я ожидал. Как только я ступаю на второй этаж, взгляд падает на женщину в халате, истошно кричащую на том языке, на котором мне хотелось говорить пару часов назад.

— Шаболда. Даже и не думай появляться мне на глаза. Где хочешь, там и ночуй, хуесоска!