Поколение влюбленных - страница 49

«Значит, не такой уж ты железный», — подумала я. А вслух сказала:

— Ты побуждаешь меня к тому, чтобы серьезно пересмотреть свой образ жизни.

— Ни к чему я тебя не побуждаю, — буркнул он, — ты спросила — я ответил.

— Игорь, слушай, — вдруг сказала я, — приезжай ко мне в гости. Сейчас.

— Сейчас? — Он, кажется, искренне изумился.

— А что такого? — спросила я, словно подобное приглашение было для меня в порядке вещей. — Всего лишь половина девятого. Ты уже выспался?

— Выспаться-то я выспался, — протянул он, — но ты не могла бы объяснить причину, по которой мне стоит сейчас срываться и ехать на другой конец Москвы — к тебе в гости?

— Если не хочешь — можешь не приезжать, — я говорила спокойно, хотя сердце набирало обороты, — никакой уважительной причины, чтобы выманить тебя из твоей берлоги, я придумывать не собираюсь. Просто приглашаю. Собственно, я и звонила тебе с этой целью.

— Ты позвонила, чтобы пригласить меня в гости? — недоверчиво переспросил он.

— Да, я звонила, чтобы пригласить тебя в гости сегодня вечером, — подтвердила я. — Понимаешь, я человек спонтанных решений. Мне так захотелось, и я так сделала. Если ты откажешься — не обижусь. Не все же страдают внезапными перепадами настроения.

Матвей, несмотря на лелеемый имидж умудренного воина, выглядит просто ребенком со своими попытками «спасти поколение». Нет уж, обреченность — на то она и обреченность. Это как в кино: баркас с Верещагиным вот-вот взорвется, и сколько мы ни подпрыгиваем на своем кресле, сколько ни кусаем губы, изменить ничего не можем. В экран не запрыгнешь. Ну а мне жизнь отвела самое почетное место — в первом ряду. Или даже нет — в каморке, где крутится проектор. Или он сейчас уже не крутится? Совершенно не представляю состояние современных кинотехнологий.

Впрочем, не важно. Вернемся к Игорю.

Он был удивительный. Без иронии.

Он был редкой для нашего поколения фигурой — даосом в миру. На языке Лао-цзы таких людей называют «древесная чаща». Он никогда не делал того, что было ему несвойственно. Это не так легко, как кажется, потому что вся наша жизнь состоит из череды компромиссов. Мы настолько привыкаем убеждать себя в целесообразности того или иного решения, что почти не чувствуем, как при этом наша совесть или наше чувство прекрасного страдают от мезальянса с рациональностью. Игорь мог пойти на компромисс в отношениях с другими людьми, но никогда — с собой. По своим вкусам Андронов был отнюдь не аскет: любил вкусную еду, дорогой коньяк, восхищался «роллс-ройсами», коллекционировал холодное оружие. Но в нем жило странное, непонятное тогда мне стремление отказывать себе как раз в том, что он любит больше всего. Так, Игорь намеренно соблюдал посты, месяцами не притрагивался к спиртному или неделями ограничивал свой сон двумя часами в сутки. Теперь для меня очевидно, что таким образом он стремился обрести свободу от самого себя — то, о чем мы говорили в наш первый вечер.

Андронов приехал ко мне с двумя банками джин-тоника и большой шоколадкой. Я сварила кофе, и наш вечер продлился за полночь. Не было ничего, кроме разговоров. Время от времени Игорь замолкал и просто смотрел на цветные тени от моей вращающейся лампы, которые ритмично метались по потолку. В один из таких моментов на меня накатила иллюзия того, что я могу полюбить этого человека.

Если бы я верила в то, что любовь можно вымолить у Бога, то все вечера той весны стояла бы на коленях.

Хотя это сейчас я так думаю. А тогда, если быть честной, отсутствие любви меня не особо беспокоило. Да, я хотела бы любить его. Но не видела никакой трагедии в том, что чувства нет. К Андронову меня привязывали симпатия, уважение, секс, и, по моим тогдашним меркам, этого вполне хватало для прочных отношений. При обоюдном эгоизме такой роман может быть длительным и вполне благополучным. Проблема возникает, когда один из двоих любит и при этом не признает компромиссов.

С Игорем получилось именно так.

Наши отношения развивались стремительно и сногсшибательно. Неожиданно для меня самой уже на третье свидание после той бессонной ночи мы оказались в одной постели. И мне было хорошо и спокойно. Игорь оказался на удивление осторожным и нежным. До сих пор помню его шепот, прервавший возбужденное дыхание: