Покорители шторма. Бриз - страница 8

Пахло тут упоительно, еще вкуснее, чем у Карася дома, когда мама была жива: свежим хлебом, пряным травяным отваром, а еще чем-то сладким и чем-то сытным, и чем-то острым, отчего приятно щекотало в носу. Сквозь всё это упоение едва пробивался запах еще живой рыбы, корзины с которой стояли у стены. Повар, искоса глянув на доставленного мальчишку — на растерянное, а вовсе не наглое выражение лица, на одежду, которую Карась старался держать в хоть сколько-то опрятном виде, на чисто вымытое лицо — не погнал постороннего мальчишку взашей, а махнул рукой на корзины с рыбой и вручил небольшой нож с узким лезвием: за дело, мол. Скоро стало понятно, почему Карася не выставили: в гигантской кухне было еще пяток мальчишек и трое поварят постарше, но рук всё равно отчаянно не хватало. К полудню Карась натурально вымотался, но ни за что на свете не покинул бы это место — тут было тепло, вкусно пахло да еще и кормили: для работников сварили сытную кашу на бульоне из рыбьих голов, выдали по толстенному ломтю серого хлеба и по чашке отвара из повторно заваренных листьев чего-то пахуче-ягодного.

— Можешь остаться, — буркнул ему повар, — работать с рассвета до полудня, платить не обещаю, а накормлю от пуза, и еще недоедки с собой можно забирать. Но если чего стибришь — руки оторву, ясно?

— Ясно, — поспешно заверил Карась и затолкал в рот остаток хлебной краюхи.

Он едва мог поверить в такую удачу и даже не вспомнил, зачем пришел к Академии нынче утром. И даже не подумал, как собирается искать кабинет Мареля дель Бриза, если целыми днями будет драить котлы.

***

Единственный человек, который знал истинную личность Аэртона дель Бриза, был ректор Академии мореходства Людоль дель Бриз. Сразу по прибытии Аэртон вручил ему документ, подписанный лично Тайным канцлером, в котором прописывались неограниченные полномочия агента по особым поручениям. Также в документе прямо указывалось, что ректор обязан оказывать всяческое содействие расследованию, которое будет вести податель сей бумаги. Аэртон согласился выпить с ректором отвар по особому рецепту Сирокко (тайну трав, входящих в ее состав, клан ткачей держал в секрете, но охотно продавал сушеные травы, которые в последние несколько лет пользовались популярностью в Бризоли среди аристократии) и за чашечкой «Бодрости духа» обсудить сложившееся положение вещей. Снаружи возле дверей ректорского кабинета остался верный Кортон, он должен был проследить, чтобы приватной беседе никто не помешал.

— Скажите, дорогой дель Людоль, чем занимался покойный Марель в стенах вашей Академии? — задал вопрос Аэртон.

— Как — чем? Он преподавал навигацию, — удивился ректор, забылся и хлебнул горячего отвара, тут же обжег язык и часто-часто задышал.

— С этим все понятно. Чем он еще занимался? Может, какие-то предметы вел или работал с какими-то документами? Занимался какой-то научной работой? Меня интересует все, — вкрадчивым голосом продолжал Аэртон. Эта манера вести допросы, которые больше были похожи на доверительные беседы, приводили собеседника в состояние неуверенности, а затем страха. Допрашиваемый начинал думать, что он главный подозреваемый во всех смертных грехах, а затем от страха признавался в любых преступлениях, даже в том, в чем не участвовал, а вычитал об этом в старом выпуске «Вестей Бризоли». В большинстве случаев метод срабатывал; похоже, и ректор не станет исключением.

— Лекции. Еще раз лекции. Занимался копированием чертежей для нашей лаборатории. Вернее, не сам копировал. А сверял копии. Ну, и занимался разработкой усовершенствованной астролябии. Правда, в последнее время он все больше пил. После того как его сын Морс пропал в одной из экспедиций к Барьеру, дель Мареля словно подменили. Он места себе не мог найти. Сын-то его был одним из лучших выпускников Академии. Отправили поисковые корабли. Только они вернулись ни с чем. А тут его жена Дерба слегла с кровавым кашлем. Это в прошлом году, помните, по Бризоли прокатилась волна эпидемии. Многих тогда она унесла, — торопливо говорил ректор, периодически перемежая слова резкими выдохами, которыми он пытался остудить ошпаренный язык.