Полдень, XXI век, 2003 № 05-06 - страница 16
— Орфей, — проговорила Эвридика нараспев. — Так мы можем уйти отсюда?
— Конечно! — Орфей дерзко тряхнул волосами.
— Так давай уйдем, — предложила она. — Сейчас же.
— Еще один ящик! Глядите, еще один ящик! — радостно заорал толстяк и полез в воды Стикса. А берег уже весь был запружен. Многие уже попробовали вина. А попробовав, развеселились. Каждый кричал о чем-то своем. Человек пять или шесть побежали навстречу ладье Харона. Но старик почуял неладное и остановил ладью. Теперь она покачивалась на темной воде, и те, что в лодке, еще не утратившие память, что-то кричали тем, что на берегу. А те, что на берегу, отчаянно жестикулировали и грозили Харону кулаками. Но грозили они напрасно — ладья не трогалась с места.
— Нам нужен солнечный свет, — бормотал толстяк. — Без солнечного света нельзя растить виноград.
ЗАГРЕЙ взял одну бутылку у толстяка и сунул в карман.
— Как тебя зовут, приятель?
— Марк, — отвечал винодел.
— Так вот, Марк, научи меня растить виноград, — попросил ЗАГРЕЙ. — Что для этого нужно?
— Что нужно? — Марк беспомощно оглянулся. — Солнце. — Он посмотрел наверх.
ЗАГРЕЙ задрал голову и тоже посмотрел наверх.
— Как ты думаешь, это солнце? — спросил Марк.
— Тебе лучше знать, ведь это ты видел солнце, а я никогда.
— Не помню… — неуверенно проговорил Марк. — Но, возможно, это солнце. Я точно не знаю.
ЗАГРЕЙ не сразу сообразил, что томящая его боль пропала. Будто не было никогда.
И тут послышался грохот — его ни с чем не спутаешь. Дрожали здания на берегу, дрожали камни на недостроенной набережной, сама земля вздрагивала, колыхалась у берега ржавая тина, и вода в реке взволновалась, зашепелявила тревожно. Зазвенели бутылки в ящике.
— Титаны, — пробормотал ЗАГРЕЙ и оглянулся, ища, куда спрятаться. Но спрятаться было некуда. Они стояли на берегу — место совершенно открытое, склады Тантала располагались гораздо ниже по течению — до них не успеть добежать.
А Титаны уже шлепали к берегу — они упирались маленькими, продолговатыми головами в зеленое небо. Ржавые облака тыкались им в лица, оставляя на губах и щеках влажные рыжие пятна. Впереди шел тот, что в драной тунике, испачканной бурыми пятнами, за ним ковылял, припадая на левую ногу второй, в черных брюках в обтяжку.
— Что здесь? — спросил тот, что шел впереди, и присел на корточки. Но все равно его лицо было заоблачно далеко.
— Вино! Хочешь выпить? — ЗАГРЕЙ протянул бутылку Титану. Тот взял осторожно, двумя пальцами, повертел, пытаясь разглядеть, что же таит в себе темное стекло. В красных его глазках вспыхнуло любопытство.
— Пить? Это можно пить? — От рокота его голоса ржавые облака пустились наутек.
Титан одним глотком опорожнил бутылку и замер с открытым ртом, лишь длинные розовый язык его шевелился, ловя последнюю драгоценную каплю, никак не желавшую падать из горлышка.
— Ну, что? — нетерпеливо спросил его товарищ. Титан пробормотал хрипло:
— Еще!
ЗАГРЕЙ протянул вторую бутылку. Титан и ее опорожнил одним глотком.
— А, хорошо, — выдохнул он. И струйка теплого хмельного ветра ударила в лицо ЗАГРЕЮ. — Держи! — Титан протянул сразу пригоршню бутылок товарищу.
Потом выпрямился. Шагнул. Его потянуло в сторону, огромные ножищи переплелись, как две виноградные лозы, и Титан едва не упал. Сделал несколько семенящих шагов — и по колено вошел в Стикс.
— Хорошо! — заорал он так, что слышно было на том берегу, и среди ожидавших переправы началось смятение.
Титан завизжал от восторга и принялся колотить кулаками по темной воде, поднимая тучу брызг. Харон из своей ладьи погрозил бузотеру веслом. В ответ Титан показал язык. Но все же выбрался назад на берег.
— Пошли, что ли! — он хлопнул собрата по спине.
— Пошли… — отозвался тот и икнул.
— Куда?
— А куда хошь! Теперь можно куда хошь ходить! Правда? — обратился Титан к ЗАГРЕЮ.
— Правда, — подтвердил тот.
— Тогда во дворец пошли, — сказал Титан.
Весь город гулял. По улицам метались какие-то возбужденные люди, мелькали факелы (где они взяли факелы и как сумели зажечь?), девушки плясали, все пели, что-то выкрикивали. Веселье плескалось через край. Никогда еще не бывало такого. Странно — пили немногие, а захмелели все.