Полфунта лиха - страница 4

— Ты, что ли, будешь нырять, интеллигенция? — усмехнулся Антоха Пьянков.

Дима хотел огрызнуться, но промолчал — обижен­но поджал губы и стал протирать очки. -

— Аннушка нырнет,— отозвался Слава Новиков, подтаскивая поближе к огню свою рацию.— Он всю дорогу о героизме бубнит.

Аникей Малых, рослый рыжеватый парень, уже успевший за свою стеснительность получить девичье имя, поежился:

— Боязно.

— Всем боязно,— Антоха сказал это почти радост­но.— Рубликов за тыщу я бы полез, дак ведь никто не даст.— Непонятно было, валяет он дурака или го­ворит всерьез.

— Хватит пустомелить,— оборвал их Иван Ситни­ков.— Полынью лед схватит — мороки не оберешься. Дайте-ка там спирту хлебнуть.

Похоже, нырять собирался он.

Тимка Грач, чернявый, с птичьим носом парень, деловито вязал к стальному тросу легость — тонкую прочную бечеву. Все равно кому-то ведь придется лезть в ледяную прорву.

— Ладно,— сказал Виктор Карданов и начал сбра­сывать с себя одежду.

— Ты что, комиссар? — насторожился Иван.

— Мастер подводного спорта,— ухмыльнулся Антоха.

И тут в Лешке полыхнуло: «А я? Даже пяткой не двинул! Струсил, что ли?» Нет, он и струсить-то не успел — просто не подумал, что это может сделать не кто-нибудь, а именно он.

Скинув полушубок и валенки, Лешка, путаясь в пуговицах и застежках, торопливо сорвал с себя одеж­ду, схватил легость и рванулся к полынье.

— Куда?!— еще успел услышать он чей-то тре­вожный вскрик, но не оглянулся, не приостановился: знал, что броситься в воду сможет лишь очертя голову.

Он нырнул с разбегу и в ледяной коричневой мути ударился о металлическую надолбу — угодил прямо в вездеход. Скрюченными от боли руками Лешка шарил по неприметным выступам и углублениям и никак не мог нашарить закрючину, чтобы зацепить легость. Грудь начало пронзительно ломить, тело сводило, воз­дух в легких кончался. Задыхаясь, вытаращив глаза, Лешка рванулся вверх...

Он не видел, как ушел в воду Карданов. Прикры­вая Лешку тулупами, Слава и Аннушка растирали его спиртом, ломота отходила, телу сделалось жарко.

— Давай по-быстрому в сухое.— Аннушка начал натягивать на него рубаху и свитер.— И побегай, по­бегай, парень.

— Туда же,— Антоха Пьянков насмешливо хмык­нул,— цыпленок, а в воду...

— Ну, ты! — рыкнул на него Ситников, и Антоха отошел вразвалочку.

Ребята толпились у полыньи. Карданов вынырнул с легостью в руке, его рывком втащили в снег, на ту­луп. Шерстяное белье схватывалось ледком. Кто-то сунул в рот ему фляжку. Карданов хотел что-то ска­зать, но задохнулся — от спирта, от мороза, от нехват­ки воздуха — и, закашлявшись, только мотал головой. Потом резко откинул тулуп, шагнул к полынье и сно­ва нырнул.

— Ну, комисса-ар! — удивленно сказал кто-то.

Дима не выдержал, скрежетнул зубами.

— Мы же губим товарищей!

— Давай без паники,— глухо сказал Иван.

Очень муторно было ждать.

Наконец вода у ледовой закраины сильно колых­нулась, показались голова и плечи.

— Порядок! — выдохнул Карданов...

Хлебнув из фляжки и растершись спиртом, он сел у костра. Лешка глянул и удивился, что губы Карданова расплывались в глуповатой улыбке. Должно быть, он сам удивлялся содеянному. Заметив Лешку, Карданов подвинулся и похлопал по подтаявшему снегу, возле себя:

— Садись. Ну, окрестились мы с тобой в одной водичке? — И повернулся к ребятам: — Ни черта там не видно, муть в глазах.

У Лешки немного отлегло от сердца: никто его не ругал, комиссар вот даже оправдывал,— действительно же ни черта не было видно...

Водители уже протянули трос через фаркопф зато­нувшего тягача и прицепили ко второй машине. Ее на­мертво закрепили за толстый ствол кедра и пустили в ход лебедку. Натужно, взламывая лед, пополз из воды застрявший тягач. Парни вокруг кричали и при­танцовывали. Только Иван Ситников немо сцепил зубы.

Переправу нашли неподалеку, но когда перебра­лись на другой берег, совсем свечерело. Варить еду не стали, поели мясных консервов, запили чаем.

Пошел снежок, присыпая палатку и машины, тай­га нахохлилась. Навалилась ночь, бивак затих. Лешка думал о том, какой он нескладный. Сунулся, а дела сделать не смог. Ему было стыдно. И в то же время въедливым червячком копошилась обида: небось, никто, кроме него и комиссара, не полез в воду, так нет чтобы внимание проявить, хоть слово какое... Ну, не герой, конечно, а все же... никто не полез...