Полфунта лиха - страница 9

— Домик, садик, махина. Винегрет у тебя в голо­ве.— Дим Димыч злился.— Ты вообще-то как сюда попал? По путевке?

— Ну, в ЦК я, конечно, не обращался. Рылом не вышел. А в райком съездил — дали путевку.

— Комсомолец?

— Был в армии. А в совхозе у нас организации нет, так что я выбывший. Ну да ведь не одним комсо­мольцам здесь жить. Кому-то и работать надо.

— Вон ты какой...

— Я такой. Да и ты не этакий. Комсомолец, а в полынью-то давеча нырять не стал.

Ответить на это Дим Димычу было нечего. Зато Слава не растерялся, сказал:

— Да, Карданов всем нам показал пример. Настоя­щий комиссар. Верно? Высокий коэффициент муже­ства.

— Очень вы начитанные оба, а зеленые.— Антоха сплюнул на печурку, плевок щелкнул о раскаленное железо и зашипел.— И на комиссара еще поглядеть надо.

Дверь вагончика приоткрылась, и кто-то снаружи позвал:

— Преображенского к Маныгину в управление, быстро!

Дим Димыч обернулся на зов, пожал плечами и, досадуя, встал:

— Чего это ему приспичило?

Алеха покомкал и расправил портянки.

— Вроде подсохли. Пойти поспать.— И сладко по­тянулся...

В вагончике стало тихо, только сопели на разные лады да всхрапывали ребята.

А к Лешке сон не шел. Почему-то разговор у пе­чурки растревожил его, обернулся неожиданной горь­кой обидой, и сначала было непонятно — откуда обида-то? Лешка прислушался к тому, что творилось на душе, и понял — откуда.

От неприкаянности, от глупой податливости своей и одиночества. У ребят вон все по-другому. Ехали сюда не просто так, а с целью, каждый со своей. Даже Антоха Пьянков и то, если и куркульский у него прицел, все равно не сослепу приехал. А я? Чьи-то там путев­ки в райкоме остались. — на тебе, товарищ Новожилов, пожалуйста, чапай во Сибирь затыкать чужие дырки. А на что она мне, эта Сибирь? Будто в родных степях дела поважнее нету!

Ну а там, если по-честному, какое дело? Трактор водить — уметь надо, овец пасти — никто не доверит, траншеи под силос рыть — тоже машины есть. А мечта о воде, о том, чтобы добыть ее из-под сухой, прожжен­ной солнцем земли,— давняя заветная его мечта,— и совсем, наверное, накрылась: ни умения, пи знаний...

Слышно было, как глухо постанывали и поскрипы­вали за стенками вагончика деревья. Верховая метель гуляла по урману, посвистывала, пронизывала лес и летела бесшабашная дальше безлюдьем, глухоманью.

Лешке стало совсем горько, жизнь представилась ему бессмысленной и ненужной. И уже не только собст­венное бытие, а и жизнь других тоже, казалась ему по­зорно суетной и тщетной. Ну, повидает Дим Димыч жизнь, ну, накопит рублей Антоха, упьется гордостью за свое участие в стройке Слава Новиков — а зачем? зачем? Одни лишь слова о высоком предназначении человека, а если вдуматься: удовлетворит он свои же­лания и страстишки, как удовлетворяют свои волк или крыса, а потом ведь все равно помрет, и дети его по­мрут, и внуки, и будет тлен, и будет ничто, ни­чего.

Краешком сознания, как-то скользом, Лешка вспом­нил, что мысли эти уже не впервые приходят к нему и что он читал где-то, будто это характерно для ломкого молодого возраста, но умное это воспоминание не от­резвило его. Тихие слезы покатились из глаз, и Лешка, чувствуя сладкую горечь, уснул...

Спал он крепко и проснулся, когда кто-то рванул с него одеяло. Вагончик был уже почти пустой, и, на­скоро умывшись, Лешка побежал в столовую — такой же вагончик, только оборудованный кухней.

У раздатки уже не толклись, большинство успело поесть. Прихватив две порции тушеной оленины, кон­сервы из какой-то рыбной мелкоты и два стакана чая, Лешка устроился на скамье за длинным столом. На­против уселся Дим Димыч, поковырялся в оленине и с аппетитом принялся за сметану.

— Проспал, Новожилов? — близоруко прищурился он из-под очков.— Я тоже, представляешь, проспал.

— Это хорошо, когда начальство спит,— с набитым ртом улыбнулся Лешка; Дим Димыч ему нравился.

Начальство из Димы Преображенского получалось пока не ахти какое. Он командовал как раз дорожным участком, на просеке, где работал Лешка. Для челове­ка, закончившего архитектурно-строительный инсти­тут, лесоповальное дело было, конечно, не лучшим подарком. Однако Дим Димыч не роптал, видимо, по­нимая, что не с дворцов начинаются города. У него вообще был легкий характер. На чистом, совсем еще юношеском его лице всегда была готова появиться добрая, чуть смущенная улыбка.