Политическая экономия рантье - страница 22

«…Наша статическая система» — пишет он — «объясняет не все хозяйственные явления (она не объясняет, например, процента и предпринимательской прибыли…)»[106].

«…Наша теория, поскольку она солидно обоснована, отказывается от объяснения важнейших явлений современной жизни»[107].

«…Она не годится по отношению ко всякому (курс. автора. Н. Б.) явлению, которое… можно понять только с точки зрения развития. Сюда принадлежат проблемы образования капитала и другие, в особенности проблема экономического прогресса и кризисов»[108].

Таким образом, оказывается, что новейшая теория буржуазных «гелертеров» пасует перед самыми коренными вопросами, задаваемыми современностью. Гигантское и стремительное накопление капиталов, их концентрация и централизация, неимоверно быстрый технический прогресс, наконец, специфическое капиталистическое явление — цикличность промышленных кризисов, до основания потрясающих всю общественно-хозяйственную систему, — всё это, по признанию Шумпетера, — «книга за семью печатями». И как раз в этой области, где отказывается работать мысль учёного буржуа, теория Маркса сделала особенно много, настолько много, что искалеченные части марксова учения у свирепых врагов марксизма часто считаются последним словом премудрости[109].

4. Итоги

Мы разобрали 3 неправильных исходных пункта австрийской школы: её субъективизм, неисторичность и точку зрения потребления. Эти три логические черты, которые связаны с тремя основными психологическими чертами буржуа-рантье, влекут с неизбежностью три основных недостатка теории австрийской школы, постоянно повторяющихся в различных частях общей теоретической «системы»: порочные круги, которые связаны с субъективным методом; неумение объяснить специфически исторические формы капитализма, которое вытекает из неисторической точки зрения и, наконец, полное банкротство во всех вопросах экономического развития, банкротство, которое необходимо связано с точкой зрения потребления. Не нужно думать, однако, что все эти «мотивы» действуют независимо друг от друга; как психические, точно так же и логические комплексы являются величинами сложными, где различные элементы переплетаются друг с другом, и где их действие выступает в усиленном или ослабленном виде в зависимости от других сопутствующих элементов.

Поэтому каждая из конкретных ошибок, которые обнаружатся при дальнейшем детальном анализе теории Бём-Баверка, сможет «опираться» не на один, а сразу на несколько «мотивов» мышления новых теоретиков рантье. Это не мешает, однако, тому, что из ряда переплетающихся моментов мы выделяем три основных, к сочетаниям которых сводится бесчисленное множество «промахов» Бёма, ясно показывающих полную неспособность буржуазии «конца века» к теоретическому мышлению.

Основным вопросом политической экономии, начиная с самого её возникновения и до последнего времени, был и есть вопрос о ценности. Все остальные вопросы — о заработной плате, о капитале и ренте, о накоплении капиталов, о борьбе крупного и мелкого производства, о кризисах и т. д. — прямо или косвенно связаны с этим коренным вопросом.

«Учение о ценности стоит, так сказать, в центре всей политико-экономической доктрины» — совершенно справедливо говорит Бём-Баверк [110]. Это и понятно. Для товарного производства вообще и товарно-капиталистического производства, детищем которого является политическая экономия, в частности, основной, всеохватывающей категорией служит цена, а следовательно, и её норма — ценность. Товарные цены регулируют распределение производительных сил капиталистического общества, а форма обмена, предполагающая категорию цены, является формой распределения общественного продукта между различными классами.

Движение цен приспособляет предложение товаров к спросу на них, путём повышения или понижения нормы прибыли, в зависимости от чего капиталы переливаются из одной отрасли производства в другую; низкие цены — орудие, которым капитализм прокладывает дорогу и, в конце концов, завоёвывает мир; низкими ценами капитал вытесняет ремесло, а крупное производство одерживает победу над мелким.