Полководец улицы. Повесть о Ене Ландлере - страница 8

— Признайтесь, господин адвокат, почему вы специализировались на железнодорожных делах? — спросил он Ландлера.

— Охотно, господин советник. Это произошло совершенно случайно, хотя стало потом необходимостью. Когда я готовился получить адвокатское звание, один из моих патронов в ряде судебных процессов защищал интересы МАВ. А потом я убедился, как бессердечно, несправедливо, жестоко относится МАВ к своим служащим. Я был в стороне от этих дел, их вел другой адвокат, но я потихоньку давал действенные юридические советы кое-кому из пострадавших. Когда же я стал юристом, они прислали ко мне первых клиентов.

Вернулся старший сержант и доложил: сразу после допроса арестованный заснул и с тех пор спит непробудным сном.

— Ну и прекрасно, — засмеялся советник полиции. — Я отпущу его домой на первый день Нового года. — И он дружески похлопал по плечу молодого адвоката: — Вас, господин Ландлер, на мякине не проведешь.

Возвращаясь из полицейского управления, Ландлер зашел пообедать в небольшой знакомый ресторанчик. За соседним столиком один из завсегдатаев, налоговый инспектор, переводил на немецкий язык содержание меню случайному посетителю, видно, какому-то иностранному коммерсанту. Ландлер невольно слышал их разговор.

— Ваше государство называют Австро-Венгерской монархией, — говорил иностранец. — Почему монархией? Почему не просто королевством?

— Слово «монархия» как бы оправдывает то, — объяснял налоговый инспектор, — что наш правитель, сейчас это Франц Иосиф I, император Австрии и в то же время король Венгрии. А по сути дела это два государства. Каждое со своим государственным языком. Со своими законодательными органами и своими правительствами. Но поскольку это все же одно государство, самые главные министерские портфели, военного министра и иностранных дел, общие. Иностранцу трудно разобраться, не правда ли?

Поглощая суп, коммерсант признался, что совсем сбит с толку и не может понять, как создалось такое государство. Тогда налоговый инспектор, расправлявшийся уже со вторым блюдом, вкратце рассказал ему о борьбе за независимость Венгрии в 1848 году под руководством Лайоша Кошута, этой героической, но окончившейся поражением борьбе против австрийского владычества и династии Габсбургов. Потом пояснил, почему в 1867 году, когда была создана нынешняя «двуединая монархия», нация приняла такой компромисс.

— И теперь, сударь, мы равным образом уважаем, даже почитаем и умершего в ссылке Кошута и Франца Иосифа, сидевшего на австрийском троне в самый разгар нашей освободительной войны. Иностранцу, наверно, это представляется странным, а для нас привычная ситуация. Что ж, тут нет ничего плохого; как вы могли убедиться в нашей столице, мы преуспеваем, стараемся угнаться за развитыми капиталистическими странами Западной Европы.

— А об отделении от Австрии никто больше не помышляет?

— Основы компромисса священны. Одно это отбивает охоту. Партия независимости и та стремится только к большей самостоятельности Венгрии в рамках монархии.

Налоговый инспектор расплатился за обед и стал ковырять во рту зубочисткой. Коммерсант пододвинул к себе сладкое, попробовал и вдруг сказал:

— Всему миру известно, что в Австро-Венгрии приоритет Австрии.

— Нам нет никакого дела до Австрии. Со всяким вопросом наше правительство обращается к королю, а он добрый отец для всех наций.

— Значит, притязания вашего правительства очень скромны. А оппозиция, судя по тому, что вы сказали о партии независимости, тоже не предъявляет особых претензий.

— Нет, нет, оппозиция бурлит постоянно, — продолжая орудовать зубочисткой, живо возразил налоговый инспектор. — Но в этом вопросе она идет на всевозможные уступки. Простите, мне пора идти. Очень приятно было познакомиться с вами.

— А к чему приводят эти уступки? — не унимался коммерсант.

Но налоговый инспектор уже уходил, и иностранцу ничего не оставалось, как тоже направиться к двери.

— Я объясню вам, — не удержался Ландлер, обращаясь по-немецки к любознательному иностранцу, надевавшему пальто. — Приходит один господин в кафе и говорит официанту: «Дайте мне поскорее чай без рома». Официант уходит и как сквозь землю проваливается. Через час посетитель отправляется его разыскивать. «Я просил чай без рома, почему мне не подали его?» — найдя официанта, спрашивает он. «Прошу покорнейше прощения, — необычайно любезно говорит официант, — нельзя ли подать чай без чего-нибудь другого. Ведь рома-то у нас нет». В таком положении и мы, сударь.