Половодье. Книга вторая - страница 25

стр.

От этой думы кружилась голова, а глаза туманили слезы. Любка украдкой смахивала их и понуро уходила в пригоны.

Весна принесла в семью Завгородних новые заботы. Обласканная солнцем, земля быстро поспевала. Она жадно дышала теплым паром, набираясь сил для того, чтобы родить хлеб. Нужно было вовремя вспахать ее и засеять.

— Позабирали хлопцы коней. На одной кобыле мы ничего не сробим, — сказала Домна, вытаскивая из завози тяжелую борону.

— Полкана в пристяжку пустим, — проговорил Макар Артемьевич, который с ухмылкой следил за женой. Вот она опрокинула борону вверх зубьями, увидела, что один из брусков раскололся, сплюнула и снова отправилась в завозню.

— Я тут стяжок дожила березовый, — донеслось до Макара Артемьевича. — Куда девал?

— Стяжок? Чего хватилась! Да я его Трофиму на бастрик отдал, еще на масленке.

— Хозяин, черта твоей матери! Где хочешь, там и бери, а чтоб стяжок был.

— Ладно.

— Навязались на мою голову непутевые! Сыны бродяжничают, а батька баклуши бьет… Люба, иди сюда, дочка! Бричку выкатить помоги!

Любка у пригонов буртовала навоз. Услышав, что ее зовут, бросила вилы, легко перевалилась через плетень денника и заспешила в завозню. Встретившись взглядом с Любкой, Макар Артемьевич улыбчиво покачал головой и зашагал к соседу.

Трофим тоже собирался на пашню. Покрякивал, поднимая вагой задок телеги, — мазал колеса. Рядом с квачом в руке стояла Марина, готовая при нужде помочь мужу.

С завистью любовался ими Макар Артемьевич, открывая калитку. Дома живет сосед, хозяйничает. И нет печали Марине.

«А наши что сироты», — подумал о Любке и Варваре.

Заметив Макара Артемьевича, Трофим вытер о подол рубахи потные руки и пошел навстречу. Озабоченно почесал затылок, пригласил соседа на подамбарник.

— Завтра переберусь на заимку, — сообщил он. — Вода ноне рано вскрылась. К Миколе отсеяться надо. А вы как?

— Не знаю, что Домна смаракует. Тягла нет.

— Плохо дело. — посочувствовал Трофим, отводя глаза от соседа. Потом, как будто вспомнив что-то, вкрадчиво спросил: — Слух-то какой есть от ваших?

Макар Артемьевич молча вздохнул. Запропастились сыновья, должно, где-то в бору от карателей скрываются. Оно понятно, нельзя идти в село, так хоть бы весточку какую подали. Все легче было бы, а то ведь невестки извелись, дожидаючись. О родителях и говорить нечего. После пожаров на Кукуе всего дважды заглядывали сыновья домой. Последний раз — еще в пору февральских метелей.

— Поминовский приказчик с ярмарки вернулся, — продолжал Трофим. — Может, он что знает. Попытай его, дядька Макар.

— Да ну! — махнул рукой Макар Артемьевич. — Откуда ему знать!

— Мужики говорят, что видел приказчик кое-кого. Будто наши купцов в Воскресенке щупали. Товар начисто забрали и с собой увезли.

Завгородний исподлобья взглянул на Трофима, нервно дернул себя за бороду и пошел со двора. Понял Трофим, что его слова больно ударили соседа. Закипело сердце у Макара Артемьевича.

На крыльце лавки толпились мужики, весело переговариваясь. С Завгородним поздоровались, но он никому не ответил. Рывком распахнул дверь и сразу к приказчику. Тот услужливо развел руками: чего, мол, изволите.

— Это правда?

Приказчик отшатнулся от прилавка и весь съежился под яростным взглядом Макара Артемьевича. Но тут же приободрился, степенно кашлянул в кулак.

— Не могу понять, в каком смысле, — и снова развел руками.

— Кого видел на ярмарке?

— Кустарей. Ефимку Мефодьева, Константина Воронова. Что они там наделали! Все вверх дном перевернули. Догола купцов пораздели, а которых так били нещадно… И я еле убег, а весь товар грабителям оставил. Вот ей-богу!

— Ах! — уронив на прилавок голову, простонал Макар Артемьевич.

— Да ты, вишь, не тужи. Чего жалеть-та живодеров! Не последнее кустари у купцов взяли, — шепнул дед Гаврин и подвинулся в сторону.

— Моих сыновей видел? — строго спросил Завгородний у приказчика.

— Один с барышни дошку снимал. Кажется, Роман Макарович… Хотя не вполне ручаюсь… Испужался я шибко, оттого и не разглядел.

Не помня себя, Макар выскочил из лавки, сделал круг по площади и зачем-то ударился на Кукуй. Опамятовался лишь у озера. Постоял немного и повернул к дому.