Полтава - страница 46

Фельдмаршал Реншильд, изморщив и без того невероятно изуродованное лицо, похожее на плохую театральную маску, напомнил:

   — Сегодня, ваше величество, вы их видели в деле. Если бы черкасы нам не сопротивлялись...

Сказал и шевельнул жёсткими волосами, коротко обрезанными над широким лбом. Король смотрел на него и не замечал дебелого графа, который задыхался от жары и не успевал утирать белым платком пот, что прозрачными каплями скатывался из-под огромного рыжего парика и вот-вот мог испачкать белоснежное жабо, такое приметное в просторном зале, где жабо ещё только у камергера Адлерфельда, а на всех остальных простые воинские кафтаны.

Секретарь Гермелин принёс чёрную шкатулку. Король быстро скользнул длинными пальцами по сверкающей лаковой крышке. Монах согнал с себя сон:

   — Политика, ваше величество...

Свитки бумаги в королевских пальцах были универсалами Мазепы. Они недавно висели на корчемных дверях и призывали черкасов к решительному отпору, если бы шведы пришли на Украину.

Когда монаха увели, король стал ходить по залу, останавливаясь перед рыцарскими доспехами возле стен, словно прикидывая их к своей высокой костлявой фигуре. Присутствующие решили, что доспехи для него коротковаты. Ждали разрешения высказаться.

Первым заговорил пузатый Гилленкрок. Обкалывая взглядом королевский плотный кафтан и не осмеливаясь посмотреть в королевские глаза, с усилием ворочая пухлыми красными губами, советовал дождаться в Витебске Левенгаупта. Сила королевской армии известна Европе, а черкасский гетман, осторожно промолвил толстяк, ожидает для себя пользы. Последнее прозвучало как полувопрос, однако ответа не последовало.

Граф Пипер согласился с предложением вести войско к Витебску, о союзе с черкасами говорить воздержался.

Зато фельдмаршал Реншильд ухватился за предложение Мазепы. На Москву нужно ударить с территории Украины. Там можно воспользоваться огромными запасами продовольствия, ибо зачем шведскому солдату срезать в поле колоски, вымолачивая зерно и размалывая его в походных жерновах, если рядом богатые земли! Да ещё какую помощь подаст черкасский народ! Ведь черкасы — фельдмаршалу известно! — не любят московитов, а московитское войско очень слабо в сравнении с казацким. Фельдмаршал под конец смял, как тряпку, изрубцованный лоб, громко стукнул об пол шпагой, чем, как и своими словами, вызвал восхищение Лагеркрона.

— Браво! Vivat!

Всех интересовало, что скажет Спааре, — но тот молчал, кусая губы. Что ж, ему, безусловно, поскорее хочется в Москву. Он уже тамошний комендант...

Из нескольких королевских слов получалось, что мир у царя с турками недолговечен. А тем временем, добавил король, генерал Любекер возьмёт город возле моря, заложенный царём на шведских землях и названный городом святого Петра. В московитской земле разгораются восстания. Например — на Дону. Царь рубит головы непокорным подданным. Нужно использовать и недовольство запорожских казаков.

Хотя король не сказал ничего определённого, однако почти все поняли, что он жаждет генеральной баталии, чтобы в один день уничтожить армию супротивника.

Генералам оставалось ждать.

Все верили, что после сегодняшней прогулки король недолго усидит в Могилёве. Кровь на днепровских волнах упомянута неспроста.

   — Пить! Пить!

И круторогие волы, и чумаки в тёмных длиннющих рубахах, и встречные люди — все, измученные жаждой, смотрели на возы, окутанные воловьими кожами, наполненными прозрачной водою.

   — Пить... Пить... — только и раздавалось, однако никто не прикасался к питью.

Чумацкий ватажок в который раз твердил голосом купца Яценка:

   — Здесь одна соль... Басаринка для гетманских прислужников...

Сквозь переплетение чумацких рогов иногда проглядывала мать. Бежала, не останавливаясь, Галя с ярким монистом на шее. Яценко снова говорил о басаринке, а мать зачерпнула кружкою солёной воды и коснулась деревянным краешком истомлённых губ:

   — Пей, сынок!

Все мгновенно оглянулись. Остановились возы.

   — Выпил? Выпил!

Вода пахла рыбой и дёгтем. Он пил и пил, но не напивался. Тошнота разрывала тело. Голову окутывал розовый туман. И всё начиналось сначала.