Поляне<br />(Роман-легенда) - страница 54

Продолговатая овальная арена, посыпанная свежим песком и кедровыми опилками — для аромата, посередине пересекалась «спиной» — узким каменным барьером, украшенным колоннами, обелисками и древними античными статуями. Статуи изображали героев и владык минувшего тысячелетия. Вокруг арены поднимались где тридцатью, а где и сорока рядами трибуны — мраморные ступени. Над верхним их рядом, обрамляя весь Ипподром, красовалась легкая галерея-колоннада, на которой выстроились бронзовые и мраморные скульптуры.

Таков был Ипподром Второго Рима…

Еще с утра потянулись сюда со всех улиц толпы граждан — занять места получше. Лишь самые знатные могли не торопиться: их первые ряды и ложи никто не посмеет занять.

Вот за разноцветными колоннами верхней галереи и нижнего яруса кафизмы засверкало золото гвардейских шлемов, копий и щитов с инициалами Христа. Вслед за тем в центральной ложе раздвинулся красный занавес, и все увидели знакомую невысокую фигуру в пурпурной мантии и золотой диадеме, со скипетром в руке. И тогда, увидев пурпурную мантию, все разом, без какой-либо команды, вскочили со своих мест на мраморных ступенях, неистово рукоплеща и вопя:

— Слава Императору! Слава победоносному!

Будто сговорившись и подчиняясь невидимому дирижеру, овладели единым ритмом и начали скандировать:

— Сла-ва Импе-рато-ру!!!

Орали исступленно, орали солдаты и моряки, ремесленники и торговцы, чиновники и домовладельцы. Иные в экстазе топали ногами.

Несколько сдержаннее подавали голос, предпочитая ограничиться рукоплесканием, однако встав вместе со всеми, богатые патриции, сенаторы в первых рядах и высшие сановники в боковых ложах кафизмы.

Что могло остановить эту стихийно возникшую овацию?

— Да здравствует Император!

— Слава величайшему из государей?

— Сла-ва Импе-рато-ру!!

«Жалкие ослы! — подумал Император, благосклонно осеняя крестом своих крикливых подданных. — За яркое зрелище или золотую подачку вы готовы вопить что угодно либо помалкивать — по обстоятельствам. Но при первой же возможности продадите за тридцать сребреников и свою империю и своего Императора. Скоро вы заорете так же охотно и так же громко не потому, что увидели меня, а потому лишь, что колесница любезного вам цвета придет первой».

Он улыбнулся трибунам своей обаятельной улыбкой и укоризненно покачал головой, как бы упрекая обезумевших подданных в чрезмерной несдержанности чувств. В то же время он взглянул на окна примыкавшей к Ипподрому церкви святого Стефана. По одному ему известным признакам понял, что Императрица с придворными дамами уже там, на хорах храма, и сквозь оконные решетки нетерпеливо поглядывает на арену.

Она предпочитала наслаждаться любимым зрелищем, не показываясь толпе. Пускай глядят либо на арену, либо на нее, уж что-нибудь одно. А то кто-нибудь не сможет оторвать взора ни от происходящего на арене, ни от своей блистательной Императрицы и окосеет, бедняга. Не приведи, Господь!.. И пусть никто не вспомнит — невольно, разумеется, — что Императрица когда-то сама выступала на арене…

Теперь она на месте — можно начинать. Император подал знак скипетром. И тотчас из распахнувшихся под кафизмой четырех ворот вынеслись на ровный песок арены четыре стремительные квадриги[50].

Зеленая колесница, управляемая рослым возничим в нарядном зеленом костюме, в шапочке с зеленым пером, с длинным кнутом в руке, запряженная четырьмя крутошеими вороными конями, сразу же вырвалась вперед под восторженный рев одних рядов, в то время как другие ряды хранили мрачное молчание. Но вот ее обогнали сильные гнедые кони, впряженные в синюю колесницу, на которой, широко расставив крепкие ноги и вытянув перед собой смуглые мускулистые руки, возвышался возничий в синем. Теперь взревели все сорок тысяч — одни от восторга, другие от досады. Император в своей ложе удовлетворенно хмыкнул: он благоволил к синему возничему, хотя и знал, что Императрица предпочитает зеленого.

Напуганные ревом многотысячной толпы, шарахнулись шедшие предпоследними светло-серые кони, ударив свою белую колесницу о «спину» арены с такой силой, что возничий в белом вылетел вон и едва не угодил под ноги четверки рыжих коней, впряженных в красную колесницу, мчавшуюся последней…