Поляне<br />(Роман-легенда) - страница 55

Те, чьи места были расположены неподалеку от кафизмы, давно уже заприметили сурового бородатого варвара в императорской ложе — того самого антского князя, которого на днях столь торжественно встречали. Но, увлеченные происходящим на арене, не заметили сочувственно-насмешливого взгляда, которым императорский гость сопровождал ополоумевших светло-серых коней, волочивших через всю арену остатки разбитой колесницы и не обращавших внимания на своего несчастного возничего в испачканной белой одежде, тщетно пытавшегося догнать их и остановить.

Вскоре над трибунами прогремел новый взрыв ликования одних и яростной досады других: гнедые кони пришли первыми — измученный, но счастливый возничий в синем смиренно направился к кафизме, за наградой.

— Не скупись, — предупредил Император комита священных щедрот и, заметив досаду на жирном лице старого обжоры и сластолюбца, добавил: — Ты ведь сам не обеднеешь.

— Я забочусь лишь об императорской казне, — обиженно проворчал толстяк. — Только это меня беспокоит, и ничто иное.

— А я спокоен за свою казну, — весело отозвался Император. — Поскольку о ней заботишься именно ты. Кстати, позаботься о подарках для нашего гостя… Что-что-о?! Ты хотел возразить? Или мне показалось?.. Показалось? Тем лучше…

Они говорили по-своему, и Кий, находившийся рядом, ни слова не уразумел. Это — злило. А разумевший по-ромейски Горазд вместе с прочими полянами помещался в другой ложе. И князь подумал, что надо будет самому овладеть и греческим и латынью. Не впервой подумал, да все недосуг было приступить…

Счастливчик победитель в синем был щедро одарен и распростерся перед высочайшим благодетелем, а над ипподромом снова загремело:

— Да здравствует Император!

— Живи вечно, великий!

— Сла-ва Импе-рато-ру!!!

С меньшим интересом, нежели на коней, глядел Кий на двух прирученных медведей, которых заставляли плясать и вертеться на задних лапах, задрав морды. Такие же штуки проделывали с ручными медведями и древляне. Только здешние звери были посветлее и помельче тех, приднепровских. Поначалу князь предположил даже, что медведица с медвежонком, до того мелки показались. Но ему разъяснили, что — медведь с медведицей, пойманные в горных лесах восточных провинций империи.

И вовсе никакого удовольствия не доставил Кию одноглазый желтый пес, которого трибуны встретили оживленными рукоплесканиями. Около пса суетился и кривлялся сутулый гололобый человек с козлиной бородкой, пес хватал из его рук какие-то мелкие предметы, носился с ними вдоль арены, будто пчелой ужаленный. А гололобый выкрикивал что-то по-ромейски, и на каждый его выкрик зрители отзывались дружным хохотом и рукоплесканиями. Ничего не разумевший Кий глядел перед собой бесстрастно, всячески стараясь не уронить княжьего достоинства, не показать, что чувствует себя дурнем и томится.

Ближе всех к князю находился в ложе богато одетый, но щуплый безбородый военачальник с насмешливым взглядом темных и чуть воспаленных глаз. Будто почуяв настроение гостя, он подозвал пересказчика и через него разъяснил, что одноглазый пес и его гололобый хозяин — любимцы ромеев. Гололобый не знает равных себе в острословии, а собака его умеет различать любые монеты и перстни, по которым безошибочно опознает владельца. И якобы может определить, которая жена честная, а которая распутная. Еще говорят, будто в желтом теле одноглазого пса живет душа древнегреческого пророка, но таким неразумным и невежественным разговорам не следует верить.

Безбородый военачальник понравился Кию и был первым среди приближенных Императора, кому антский князь улыбнулся доброй широкой улыбкой, столь неожиданной на сурово замкнутом лице.

Его прапрадеды жили когда-то далеко отсюда — на продуваемых студеными ветрами скалистых берегах полуночных морей. Однажды наиболее отважные и отчаянные снарядили три корабля и поплыли через море в сторону полуденного солнца — искать землю потеплее и поласковей. Они доплыли до низкого берега с высокими соснами на светлых песках, приняли к себе самых смелых из местных племен и двинулись в глубь суши — где по рекам, где по озерам, а кое-где и волоком. Чем дальше углублялись, тем больше их становилось, потому что выходили из сырых болотистых лесов и желали идти вместе с ними в лучшие земли многие и многие. Иные говорили тою же речью, что и пришельцы, другие — по-своему. Но много ли надо говорить и так ли уж трудно договориться, когда всем хочется одного и того же?