Ползущие в ночи - страница 21

Ранее она слышала суматоху и стрельбу в ночи, далеко-далеко, на окраинах земли Эзрен, где она упиралась в государственный лес Пиджен-Ривер. Она знала, что это полиция, рыскающая по окрестностям и нарушающая чужой покой, сует свой нос туда, где ей не рады, и в то же время лезет на рожон. Это был лишь вопрос времени. Когда она увидела, что большой грязный бульдозер вскапывает земли Эзрена и вытаскивает то, что лежало внизу, она поняла, что вскоре произойдет что-то ужасное.

Они собираются воскресить кошмары прошлого, вот что они собираются сделать. Наступят плохие дни и ужасные ночи, которых у нас не было с тех пор...

А? Что это за звук? Конечно, это они. Они были там. Она была только рада, что небо затянуто облаками и нет луны, которая бы освещала двор и пастбище за ним. Лунный свет забавным образом отражался от их глаз, и она не хотела их видеть. Ей оставалось три месяца до девяноста шести лет, и она хотела бы провести оставшееся время в покое и отправиться в могилу, никогда больше не увидев этих глаз. Впервые она увидела их глаза, когда была ребенком, сверкающие, как серебряные монеты, в высокой траве, и с тех пор они преследовали ее во сне, яркие и вечно наблюдающие.

Она сошла с крыльца, волоча за собой здоровенный мешок с объедками, которые они так любили. Она оставляла для них объедки, как это делали ее мать, и мать ее матери, и так далее. Если их кормить, было меньше шансов, что они начнут доставлять неприятности.

Старуха остановилась в трех футах от крыльца, прямо у каменной дорожки в траве. Боже, в ее возрасте это было не так-то просто. Было время, когда она вытаскивала для них объедки и через несколько минут уже была внутри, заперев двери на замок и плотно закрыв окна, чтобы ей не приходилось слышать те ужасные звуки, которые они издавали.

Теперь на это требовалось больше времени.

Она почувствовала легкий приступ страха в груди, но настоящего страха не было, потому что она знала, что они не причинят ей вреда. Они были как собаки, которые не кусают кормящую руку.

Она остановилась, слушая стрекот сверчков и лягушек, крики цапель и ночных ястребов, и подумала: Ты слишком стара для этого, и ты это знаешь, но, как и твоя мать, ты чертовски упряма, чтобы признать это. Да. Может быть. Возможно. Но она давно решила, что родилась здесь, на этой ферме, и здесь же умрет, как и ее муж семнадцать лет назад после тяжелой и честной работы.

Не то чтобы ее дети были согласны с таким решением.

У нее их было трое. Осталась только дочь. Ее старший сын умер от тромбоэмболии менее трех лет назад, а его брат погиб на войне. Осталась только младшая дочь, и она давно заставляла мать переехать в дом престарелых.

- Ты желаешь мне такой жизни? - отвечала ей старуха. - Своей родной матери? Ты хочешь, чтобы я сидела с этими старыми пердунами, смотрела, как они пускают слюни и ходят под себя, травят байки про старые добрые времена, будучи не в состоянии самостоятельно пожрать да посрать? - Она всегда говорила "посрать", считая, что "обгадиться" звучит как-то унизительно. - Ты мне такой жизни желаешь? Сидеть и сплетничать со старыми курицами, пока я окончательно не превращусь в развалину и перестану вставать с постели?

Бетти говорила ей, что это совсем не то, что она имела в виду, и рассказывала обо всех преимуществах такого места – о медицинском обслуживании, занятиях, общении. Куча разных возможностей. Но старуха была против этого, потому что видела, как в одном из таких мест умирает ее собственная мать. Последние два года своей жизни она провела в подобном месте, пока окончательно не потеряла волю к жизни и не умерла.

- И когда я умру, - сказала старушка Бетти, - это будет по моему собственному выбору, а не потому, что я заперта в одной из тех тюрем.

- Но, мама...

- Не спорь, юная леди.

Это было довольно забавно, потому что Бетти было шестьдесят семь, но это не имело значения для ее матери, потому что для нее она всегда будет неуверенной девочкой, глупой, как бревно, и с мышиными мозгами. Не то чтобы она ее не любила, вовсе нет, но ее выбор не всегда был лучшим для нее или других.