Поминальный огонь - страница 3

Но тут Нанди умолкла: ей вдруг показалось, что, произнеся слово «ад», она как бы прокляла отца Джагсира. Едва лишь эта мысль пришла ей в голову, как она почувствовала, что каждую морщинку на лице жжет огнем, что само небо изрыгает пламя. Перепуганная старуха натянула на лицо край сари и обернулась к стене лачуги. Так и пролежала она до вечера, пока не вернулся с работы сын.

— В чем дело, матушка? Разве нынче пост? — спросил Джагсир, взглянув на холодную плиту.

— Когда матушка собирается на тот свет, к сыну приходит пост: некому ведь поставить перед его носом еду, — ответила колкостью Нанди.

Джагсир криво усмехнулся. На душе у него было невесело. До тошноты надоело! Мать, видно, совсем из ума выживает! Стоит только ему переступить порог, как по тому или другому поводу, явно или скрыто она затевает все один и тот же разговор. По этой-то причине Джагсир по целым дням не бывал дома, иной раз и ночевать не приходил. А когда появлялся, она тут же накидывалась на него с расспросами да переспросами — где был? Все это невесть как докучало Джагсиру, но тут же приходила мысль: кто знает, сколько еще она проживет? Год? Два? Так вправе ли он ее печалить? И подавляя вздох, он покорно выслушивал речи матери, норовил найти шутливый ответ. Поэтому Нанди жила в твердом убеждении, что ее Джагсир — хороший сын.

— Матушка, завтра я выхожу пахать свое поле, — сказал он, желая отвлечь старуху от ее вечной заботы.

Слова «свое поле» заставили Нанди мгновенно умолкнуть. Опираясь о клюку, она поднялась с кровати и прошептала:

— Это благо!

Наступал день, который Нанди чтила как великий праздник. Потому-то и набралась она сил, чтобы подняться и поплестись в лачугу, к старому сундучку. Нашарив на дне стоявшей в нише корзинки ключ, она принялась открывать заржавленный замок сундучка.

— Может, мне попробовать, матушка? — со смешком крикнул со двора Джагсир. — Замок-то, кажется, заело.

Не отвечая сыну, Нанди продолжала ковырять ключом в замочной скважине. Только дважды в году, в месяцы хархи и сауни, открывала она сундучок и никогда не разрешала сыну совать в него нос. Джагсир прекрасно знал, что в сундучке нет ничего, кроме старой рухляди да пары серебряных монет, и все же ему хотелось заглянуть туда. Что может прятать мать? Но каждый раз приходили на память слова, сказанные Нанди вот уже много лет назад, когда она лазила в сундучок перед севом в месяце хархи: «Пока я жива — к сундуку не прикасайся. Когда помру — делай что хочешь».

С того дня Джагсир и близко не подходил к материнской сокровищнице.

Спустя некоторое время Нанди появилась на пороге лачуги.

— Держи, — сказала она, протягивая сыну серебряную рупию. — Купишь на восемь ан очищенного рису да на восемь ан сахару. Там еще есть две монеты. Если я переживу сауни, останется одна, в случае чего, справишь для меня саван.

— Что-о? Саван за рупию? — смеясь отвечал Джагсир. — Да я для такого случая двойную шаль куплю! Вот увидишь, я тебе устрою такие проводы, что весь народ ахнет!

— Ну, ахнет народ или нет, двойная шаль не поможет мне попасть в рай.

Видя, что мать снова принялась за свое, Джагсир взял деньги и пошел в лавку.

Джагсир встал с первыми петухами. Тонкий месяц только поднимался на небо — шла девятая ночь после новолуния. Джагсир окликнул мать, но она уже и без того проснулась. Пока сын доил козу, Нанди вскипятила воду. Напившись чаю, Джагсир зашагал к дому Дхарама Сингха за быками. К его приходу Дхарам Сингх, как обычно, уже задал быкам корм.

— Быки поели, брат? — спросил Джагсир.

Дхарам Сингх сунул руку в ясли.

— Давно поели, — отвечал он. Потом погладил бычьи бока. — Вон как раздулись! Забирай их.

Джагсир, по обычаю, обнял ноги Дхарама Сингха, и тот благословил его:

— Пусть корни твои уйдут вглубь и достигнут воды, пусть тело твое не знает болезни, пусть удвоится и утроится твое счастье!

Джагсир впряг быков в плуг и двинулся к полю. На ходу он размышлял о самых разных вещах: то думал о грубом нраве Бханты, старшего сына Дхарама Сингха, то о том, что сам Дхарам Сингх не отступается от закона чести. Вот уже более тридцати лет, с тех самых пор, как Джагсир стал пригоден для работы, он два раза в году выходил на свое поле. В эти дни Дхарам Сингх поднимался ни свет ни заря и сам задавал корм быкам. А вот Бханта вчера отказал Джагсиру, когда тот попросил у него быков. Да еще как обидно отказал-то: