Поминальный огонь - страница 5

Волю отца Джагсира Дхарам Сингх тоже исполнил. Он никогда не смотрел на Джагсира только как на издольщика. И хотя теперь, постарев, он все больше отходил от дел, передавая их Бханте, Джагсира он не оставлял. Не раз уже Бханта ударялся в споры с отцом, намереваясь отобрать у Джагсира его четыре вигхи, однако Дхарам Сингх твердо стоял на своем:

— Ты, сынок, не забудь: мы не знаем, чей хлеб едим. Кипятком пожара не устроишь. На таких умников, как ты, бог с небес глядит, и ты ведь не знаешь, что он о вас думает. Спесь пучит, а смирение возносит. Что посеешь, то и пожнешь.

Бханту бесили эти нравоучения. Люди душатся из-за пайсы, а его отец отвалил какому-то издольщику четыре вигхи земли! Здоровые, сильные парни не гнушаются ничем, лезут в любую кабалу, лишь бы их взяли в долю, а отец его отдает этому змею, этому выжиге четвертую часть урожая!

Обо всем этом думал и передумывал Джагсир, пока добирался до своего поля. Теперь же, оставив быков на меже возле дороги, он направился к дереву тахли, под которым стоял сложенный из камня поминальный столбик — мархи. Джагсир достал из кошеля несколько зерен риса и комок патоки и, возложив свою жертву на мархи, склонился перед ним. Когда лоб Джагсира коснулся каменной кладки, в ушах его вдруг зазвучал ровный голос отца: «Поставь мне под этим тахли поминальный столб и всегда заботься о моем дереве».

Из-за этого поминального столба и тахли Джагсиру житья не было от Бханты. Разве природный землевладелец, сын землевладельца, может терпеть на своем поле мархи какого-то издольщика? Только Дхарам Сингх и спасал.

Джагсир поднял голову и взглянул на тахли. Кажется, с прошлого года оно разрослось чуть ли не вдвое! Он встал, погладил листья на одной из нижних веток и вдруг почувствовал, что от их нежного прикосновения тело его стало легким, почти невесомым. Одним взглядом охватил он все дерево, со всеми его ветвями, и в них при неярком лунном свете ему представилось лицо отца. Долго простоял Джагсир, не отрывая взора от тахли...

Потом спохватился: время не ждет! Торопливо подошел к быкам, затянул потуже ярем, огладил бычьи спины и принялся за пахоту. Поскольку борозды сильно заросли, вначале пахал не очень глубоко, но потом сообразил, что Бханта, пожалуй, не даст быков для повторной пропашки, и начал изо всех сил налегать на поручни плуга. Быков он всегда уважал и теперь, понимая, что задал им нелегкую работу, решил подбодрить животных:

— Ведь это же земля, мои львы, только земля! А вам и камень расколоть ничего не стоит!

Этих двух быков Джагсир сам вырастил и вскормил. С разрешения хозяина каждый день оставлял для них невыдоенными два соска на вымени их родительницы. Видя, с каким рвением выхаживает он телят, Дханно, жена Дхарама Сингха, не перечила ему.

Быки пошли живее, лемех плуга яростно вгрызался в землю, как пила, резал корни сорняков. Треск стеблей кхаббала веселил сердце Джагсира.

— Молодцы, мои львы! — крикнул он, и быки еще прибавили шагу.

Тридцать лет отец Джагсира пахал это поле. Тридцать лет поливал его своим потом. И сегодня, начиная пахоту, Джагсир ощутил в запахе, идущем от земли, примесь мускуса. Много полей вспахал за свою жизнь Джагсир, но ни одно из них не пахло так, как это.

Он работал и вспоминал, как относился к своей земле отец. Снятый с нее урожай он никогда не возил на рынок. Это зерно предназначалось лишь на еду и на семена. Какова бы ни была нужда, он не продавал ни горсти. Нанди не раз напускалась на мужа, бранила за блажь, но он упорствовал:

— Глупая! Подумай, разве благочестивый человек продаст кому-нибудь своего сына? — серьезно спрашивал он.

— Мозги у тебя отшибло! — еще больше распалялась Нанди. — Сын — одно дело, зерно — другое.

— А разве свое, домашнее зерно, не то же, что свое дитя? Вот и выходит, что ты ерунду болтаешь. Поразмысли-ка хорошенько!

Однако размышлять умел только отец Джагсира. Мать же не раз потихоньку от домашних продавала это зерно за деньги, меняла на товары в лавке. Джагсир, пока был несмышленым мальчишкой, не мог уразуметь сути этих споров, однако рассуждения отца ему чем-то нравились. Когда же он вырос, то стал жить по заветам отца и до сих пор не продал ни зернышка с этого поля.