Помни время шипов - страница 8

На женщинах платки, так что я с трудом могу увидеть их лица. На мужчинах что-то вроде меховых шапок с длинными ушами. Несмотря на тепло бабьего лета, все носят длинные и толстые стеганые куртки, напоминающие мне раздутые резиновые сапоги.

Ганс Виерт сердится на мужчин за то, что женщины несут тяжелую поклажу, а сами идут налегке. Старший нашего вагона, обер-ефрейтор, поясняет: – Это привычно для этой части России. Паненки, девушки, и матки, матери и взрослые женщины, с детства воспитаны делать то, что от них требует пан, или мужчина. Здешние мужчины – полные бездельники: это они решают, что делать женщинам. Когда их ни встретишь, они всегда бегают рядом с женщинами. Дома они обычно лежат на теплой печи или спят. Но сейчас можно увидеть только стариков, потому что молодые ушли на войну.

Наш обер-ефрейтор в последние дни стал более разговорчивым. Оказалось, что он неплохой человек. Все началось после того, как несколько наших солдат обратились к нему со словами «господин обер-ефрейтор», как их приучили в учебке. Он тут же резко оборвал их, сказав, что они уже давно не на учебном плацу. Кроме того, обращаться со словом «господин» следует лишь к тем, у кого на погонах имеется шнурок, то есть, начиная с унтер-офицера.

– К вам следует обращаться на «вы»? – поинтересовался маленький Громмель.

– Чепуха, не нужно никаких «вы», говорите просто «дружище», так принято среди нас.

– Или «товарищ», – вставил какой-то тощий белобрысый солдат, которого я не знал. Позже он рассказал мне, что он хотел бы стать кандидатом в офицеры после того, как повоюет на передовой.

Обер-ефрейтор поднял руку в протестующем жесте.

– Вот этого не надо! Это обращение оставьте лучше для разнаряженных тыловиков или вообще штатских дома. Они в этом лучше разбираемся, чем мы, фронтовые свиньи. Извини, дружище, но у нас все «товарищи» погибли.

Затем он рассказал нам кое-что о своей боевой части, бывшей кавалерийской дивизии, в которой он воюет с весны 1942 года, когда ее преобразовали в танковую дивизию. Начиная с ее переброски в Россию и прорыва до Воронежа в июле. Потом бои с множеством убитых и раненых в июле и августе до Чира и Дона, и дальше, до Сталинграда. Значит, все-таки Сталинград, как мы и предполагали! Но нам туда еще ехать и ехать.

24 и 25 октября. Мы уже семь дней в пути и единственное ощущение – бесконечная качка и толчки вагонов. Нас все время обгоняют грузовые эшелоны с оружием и боеприпасами для фронта.

Вчера мы почти полдня простояли на запасном пути. Рядом с нами стоял поезд с венгерскими солдатами. Мы поменяли у них несколько бутылок можжевелового шнапса на банки сардин в масле. Потом подошли несколько русских детей в лохмотьях и попросили у нас хлеба. Они получили его достаточно, у нас было еще полно еды. Кто-то сказал, что вчера ночью мы проехали станцию Кременчуг. Значит, мы в Украине, житнице России. Обер-ефрейтор – я уже знаю, что его зовут Фриц Марцог – заметил, что мы сейчас поедем через Днепропетровск и Ростов, а оттуда дальше на северо-восток к Сталинграду. Он оказался прав. Уже через день мы ранним утром доехали до Ростова-на-Дону у Азовского моря.

Нас поставили на запасной путь около вокзала. Вода близко и мы снова смогли хорошо помыться. Погода хорошая, теплая, хотя пасмурная, и солнце только редко показывается. Мы бегаем раздетыми до пояса, что значит, что мы тут останемся подольше. Я уже собирался поискать нескольких знакомых в соседних вагонах, как началась вся эта чертовщина.

Мы слишком поздно услышали шум двигателей. Из туманного неба на нас внезапно в бреющем полете налетели три русских самолета-истребителя. Их пулеметы трещат, и еще до того, как раздается команда: «Воздух! Всем в укрытие!», большинство из нас уже лежит под вагонами. Я вижу искры, отлетающие от рельсов; слышу звяканье пуль, рикошетом отскакивающих от них. Потом все заканчивается, но вскоре кто-то опять кричит: «Они возвращаются!».

Я вижу, как самолеты действительно разворачиваются и снова летят на нас. И тут начался настоящий ад. Сирены воют так громко, что у меня чуть ли не лопаются барабанные перепонки. Наверное, возле вокзала стоят несколько батарей зенитных пушек, которые сейчас ведут заградительный огонь. Три самолета тут же разворачиваются и улетают прочь. В них так и не удалось попасть.