Помнишь, земля Смоленская... - страница 14

стр.

Но хотя Элиста ничем особенным и не славилась, не было для Мутула города краше и дороже.

Исключая Москву…

Когда до Москвы оставалось уже рукой подать, кто-то из бойцов спросил Хониева:

— Товарищ лейтенант, а вам прежде доводилось бывать в Москве?

— А как же! Бывал, и не раз.

— Расскажите нам о Москве, товарищ лейтенант! А то многие из нас знают ее лишь по картинкам да по фотографиям.

— Да, товарищ лейтенант, расскажите!

— О чем же именно?

— Ну, как попали в Москву, что там видели, что больше всего запомнилось.

Мутул хорошо понимал своих бойцов. Когда-то и он, как сейчас они, не давал покоя землякам, которым удалось побывать в Москве. Да разве он один? Стоило людям прознать, что кто-то вернулся из Москвы, как в дом к нему устремлялись чуть ли не всем хотоном — поглядеть на счастливца, послушать его рассказ.

Однажды один табунщик из хотона, где жил Мутул, поехал в Москву на совещание животноводов. В Москве ему вручили орден «Знак почета».

Уж если просто поездка в Москву считалась у земляков Мутула событием, то награждение кого-либо орденом отмечалось как праздник. Люди не ленились пройти несколько десятков километров, чтоб только взглянуть на орденоносца. За взрослыми тянулась и молодежь. Для деревенских мальчишек человек, носящий на груди орден, был настоящим героем.

И вот Мутул собрал в Малых Дербетах группу ребят и повел их к табунщику-орденоносцу. Он взял с собой далеко не всех, кто просился пойти. Отправились в поход лишь те ребята, у которых были значки «ГТО». У самого Мутула на белой в полоску рубахе поблескивал новенький значок «Ворошиловский стрелок». Обладателей таких значков в хотонах было немного, они вызывали всеобщую зависть и уважение, а доставался значок нелегко: чтобы получить его, необходимо было выполнить сложные спортивные нормы, а главное, уметь метко стрелять. Недаром же ребята молчаливо признавали Мутула своим вожаком и не спорили, когда он возглавил «делегацию» к табунщику-орденоносцу.

Табунщик был одним из первых в Калмыкии, кого наградили за труд. Вместе с ним получили ордена и медали еще пятнадцать животноводов.

До этого почетные награды имели лишь участники, гражданской войны, и среди них бывший командир калмыцкого полка Василий Хомутников, носивший орден Красного Знамени, и калмычка Нарма Шапшукова, воевавшая в его части.

Добрая слава о них шла по всей Калмыкии, и не было в хотонах мальчишки, который не мечтал бы быть таким же отважным воином, как герои гражданской. Во сне и наяву ребята видели себя красноармейцами. И Мутул стал ворошиловским стрелком, готовя себя к службе в Красной Армии.

Проделав далекий, нелегкий путь, ребята очутились в Цаган-Нуре, перед домом табунщика-орденоносца, побывавшего в Москве.

Прежде табунщик обитал в глиняной мазанке с плоской крышей, на краю хотона. Велико же было удивление Мутула, когда он увидел вместо мазанки добротный дом с большими светлыми окнами, свежо сиявший синей и зеленой красками. Пока Мутул, смущенно поглядывая на ребят, раздумывал, не ошибся ли он домом, на крыльцо вышел сам хозяин — все сразу узнали его по фотографиям, печатавшимся в газетах.

— Вы что, ребятки, ко мне? — добродушно улыбаясь, спросил табунщик.

Ребята выжидающе смотрели на Мутула. А он, поправив плетеный шелковый поясок с кисточками на концах, которым перехвачена была его новая рубашка, шагнул вперед и смело проговорил:

— Ага, мы к вам. Хотим, чтоб вы нам о Москве рассказали. И показали ваш орден.

— Ну, тогда входите, будьте гостями.

Ребята потопали на ступеньках крыльца ногами, сбивая пыль с обуви, и прошли вслед за хозяином в дом.

Рассевшись кто на чем, они уставились на пиджак хозяина, ища орден. Но ордена на пиджаке не было. Тогда ребята окинули взглядами одежду, висевшую в комнате, но и на ней ордена не приметили. И, словно сговорившись, хором воскликнули:

— А где же орден?

Табунщик от души рассмеялся и отвернул лацкан старого, запыленного, выгоревшего на солнце пиджака:

— Вот он!

Новенький орден был привинчен к оборотной стороне лацкана.

Ребята, издав восхищенное «О-о-о!», так и впились в него загоревшимися глазами, а некоторые невольно потянули к нему руки и тут же отдернули их.