Помнишь, земля Смоленская... - страница 13

стр.

Солнце померкло перед Догшон Цеценом. Проклиная день и час, когда он родился, хан лишил себя жизни.

И тогда Бат Батыр прогремел голосом такой мощи, что у волов задрожали сердца: «Слушайте меня, батыры! Родина вас зовет, родина повелевает вам встать на ее защиту! Миллионное войско Салькин Санана бесчинствует на нашей земле. Наш хан Догшон Цецен, ужаснувшись глубине своей ошибки, сам казнил себя жестокой казнью. Эй, отважные сыны отчизны, сейчас не время лежать в могилах! Вы ведь не позволите врагу топтать, осквернять, поганить наши родные степи? Поднимайтесь, берите свои мечи, копья и луки, идите бить врага!»

Призыв Бат Батыра, богатыря из богатырей, был таким пламенным, что казненные воины поднялись из своих могил и преградили путь войску Салькин Санана. Завязалось невиданное дотоле кровавое сражение. Все, кто мог держать в руках оружие, все, кто мог сесть на коней, приняли в нем участие. Воины Бат Батыра атаковали врага в лоб, поднажали с боков, зашли с тыла. Во вражьем стане вспыхнула паника. Прошел год — враг дрогнул. Прошел еще год — враг начал пятиться. Прошли еще годы — и батыры, вставшие на защиту своей родины, погнали захватчиков прочь, добивая их на бегу, втаптывая в землю копытами коней, навечно отбив у них охоту зариться на чужие владения. И, лишь разгромив врага, добились батыры уже не фальшивого, а впрямь надежного, прочного мира.

После того как Хониев закончил свое повествование, бойцы долго молчали. Наконец ефрейтор Марков сказал с восхищением:

— Красиво рассказываете, товарищ лейтенант.

— Ну, тут моей заслуги нет. Легенду создал народ. — Хониев повернулся к Токареву: — Как, Андрей, развеялась твоя скука?

— Она показала пятки, как войско Салькин Санана!..

Марков задумчиво произнес:

— Да, каждый народ — поэт.

— И мудрец! — добавил кто-то из солдат. — Легенда-то поучительная. Нам тоже надо зарубить на носу, что враг коварен.

— Ну, мы-то Гитлеру никогда не вверили! Знали, что это за птица.

— Ладно, этому бандиту жить осталось недолго.

— Товарищ лейтенант! Расскажите еще что-нибудь!

Хониев покачал головой:

— Нет, нет, на сегодня хватит. В другой раз.

Так, за разговорами, занятиями, обсуждением сводок, проходило время.

Глава четвертая

МОСКВА

Поезд приближался к Москве, а Хониеву все чаще представлялась родная Элиста. Потому что от Элисты он удалялся… И дело было даже не в том, что расстояние до Элисты все увеличивалось. Нет, между Мутулом и городом, где он жил и работал, вставало время. Лейтенант понимал, что не скоро доведется ему вернуться в отчий край. А может, Элисту он больше так и не увидит…

Когда бойцы спрашивали его, большой ли в Элисте вокзал, есть ли там аэропорт, Хониев солидно отвечал:

— Нет, ребята, вокзалом город еще не обзавелся. Зато в центре у нас — хороший автовокзал. И аэропорт имеется неподалеку от города. Есть у нас и заводы, и фабрики…

Мутул говорил об Элисте как о крупном городе с населением не в тридцать, а по крайней мере в триста тысяч человек.

На самом же деле это был заштатный городок, расположенный в просторной котловине и перерезанный мелководной речкой Элистинкой. Издали Элисту и увидеть-то было нельзя, она открывалась взору лишь тогда, когда путник подъезжал или подходил к краю котловины.

Автовокзал, которым хвастался Мутул, размещался в домишке, который мог приютить самое большое одну семью. Отсюда, из центра города, с улицы Ленина, каждое утро отправлялись восемнадцатиместные автобусы в Дивное, Астрахань, Сталинград.

Говоря об аэропорте, Мутул имел в виду аэроклуб под Элистой. Здесь молодежь занималась в осоавиахимовском кружке. А с аэродрома с почтой на борту ежедневно поднимался фанерный дребезжащий биплан, держа курс на Сталинград.

Промышленные предприятия в Элисте были представлены двумя маломощными кирпичными заводиками, один из которых производил в сутки восемь тысяч кирпичей, а другой и того меньше.

На один из заводов Мутул дважды в неделю наведывался в качестве агитатора, читал рабочим материалы, напечатанные в газетах и журналах, рассказывал о важных событиях в республике, в стране и за рубежом, а иногда декламировал свои стихи: их уже публиковала тогда местная газета.