Помнишь, земля Смоленская... - страница 20

стр.

В голосах бойцов звучала гордость. Все это были рабочие люди, надевшие шинели — теперь уже неизвестно, на какой срок.

Марков, видимо, подумал об этом, потому что с некоторым сомнением произнес:

— Встретиться всем после войны на Красной площади — это, конечно, здорово. Только когда вот война-то кончится?

— А это уж от нас зависит! — сказал Токарев. — Вот прибудут на фронт все эшелоны, которые сейчас в пути, навалимся на фашистов — и войне конец.

— Нет, быстро мы с немцем не справимся, — возразил ему один из бойцов. — Вон ведь как прет! Думаю, война продлится месяца четыре, не меньше. До Октябрьских праздников.

Бойцы зашумели: одним этот срок показался слишком долгим, другим не верилось, что война может завершиться так скоро…

Марков, который исполнял обязанности взводного агитатора, проговорил по-прежнему раздумчиво:

— Нет, братцы, если вы внимательно сводки слушали, то должны понимать, что одним ударом немцев вспять не повернуть. Это вам не Хасан и не Халхин-Гол. И не финская кампания… Да и вообще, последнее это дело — шапкозакидательством заниматься. Токарев-то вон уже победил фашистов!.. Да позабыл, что они-то под себя успели всю Европу подмять. Нет, лучше готовиться к худшему…

— Ай, Иван, Иван! — покачал головой Токарев. — Ну, удивил!

— Это чем же?

— А тем, что ты, замполитрука роты, панике поддался!

— Я — панике? Ну нет! Я верю, что мы победим. И правительству нашему верю, которое твердо заявило: победа будет за нами! Правда-то на нашей стороне, и ее ни в какой крови не потопишь, она все равно всплывет, как легкое дерево в воде всплывает. Только схватка с врагом предстоит жесточайшая. А может, и долгая… Ведь уж коли фашисты посмели напасть на нас, так мало лишь прогнать их с нашей земли, надо придушить фашизм, как бешеную собаку.

— Да мы фашизму на нашей земле в ближайшее же время хребет сломаем, — не унимался Токарев.

— Твоими бы устами да мед пить, — усмехнулся Марков.

В разговор вступил обстоятельный Данилов:

— Марков прав: немца голыми руками не возьмешь. Ты что ж думаешь, Андрей, только у нас в полку — богатыри, а в частях, которые первыми бой приняли, слабаки и трусы?..

— Я так не говорил!

— Да ведь так получается, если тебя послушать. Вон какую территорию они фашистам уступили… И теперь, значит, ждут не дождутся, пока мы придем на подмогу и подрубим фашизм под корень…

— Почему мы? Не один же наш эшелон к фронту движется…

— Верно, не один. Но пока все части прибудут на фронт, пока каждая займет свое место, и то время пройдет… Да еще надо научиться воевать. Немец-то вон уж сколько вышагал по дорогам войны. А мы кто? Зелень необстрелянная. Я так полагаю, принявшие на себя первые удары врага были храбрыми, доблестными воинами. И сейчас наши ребята дерутся с немцем как львы, И если отступают, значит, им тяжко пришлось. Почему ж ты думаешь, что нам не придется так же тяжко?

— Да что ты заладил: «ты думаешь», «ты думаешь»! — рассердился Токарев. — Я об одном думаю: поскорей бы на фронт! Может, потому наши и отступают, что народу на фронте мало.

Хониев, который до сих пор молча прислушивался к спору своих бойцов, поднял обе руки:

— Хватит дискутировать, братцы!.. Отвлеченный спор — это бесплодный спор. Вот прибудем на фронт, там разберемся: какой он, немец, и почему мы столько городов и сёл ему отдали… На своей шкуре все испытаем. А пока давайте-ка поужинаем. Эшелон наш долго теперь не будет останавливаться, придется обойтись сухим пайком.

Когда бойцы поужинали, то одни завалились спать, а другие подошли к двери: подышать свежим воздухом, поглядеть на проплывающие мимо пейзажи…

В поле колыхалась рожь, волны ее убегали к синеющему вдали леску. Солнце уже заходило, и на море ржи лег румяный отсвет. Среди поля вилась дорога с неглубокими колеями: лето было сухое. Тяжелые колосья клонились к дороге, местами совсем прикрывая колеи, словно выстилая их золотистым шелком…

— Земля русская… — тихо проговорил Данилов.

Видно, он был взволнован событиями сегодняшнего дня, и куда только девалась его немногословность!..

— Поглядите, товарищ лейтенант, как она красива… Вы ведь знаете, я из Рязани. И места у нас замечательные — как по всей России. Идешь, бывало, полем или лугом, остановишься, смотришь — и не можешь насмотреться… Может, душа у нас такая — раскрытая навстречу красоте, всюду видящая ее…