Порог открытой двери - страница 26

Их никто не видел и не слышал. Остальные, убедившись, что на верхней площадке маяка ничего необыкновенного нет, с шумом помчались вниз по лестнице. Засмеялась Наташа, пискнула Галя, Наверное, кто-то из мальчишек дернул ее за жиденький конский хвостик, болтавшийся поверх куртки.

— Ого-го-го! — вдруг закричал Ян.

Ира словно и не слыхала всего этого шума. Стояла, опершись на перила, ловила ветер чуть приоткрытыми губами и хороша была в эту минуту несказанно. Иван Васильевич подумал, что слишком мало знает о ней, о ее душе. Вот ведь и не подозревал, что она может быть такой…

— Вы счастливый человек? — вдруг спросила Ира старика и глянула на него строгим, не допускающим шуток взглядом.

— А всякий, — не задумываясь ответил дед. — Совсем-то счастливых людей, думаю, не бывает, все равно как чистого вёдра. Где солнце, а где и туча набежит… А счастливее других те, кто не завистлив да не корыстен. Жизнь у них не уходит на то, чтобы чужие радости и достатки считать.

Ира кивнула.

— Да, я знаю, это ужасно: жить в чужом кармане. Душно, темно. И ничто не радует: ведь не свое, чужое! Мне казалось, что на Колыме все так живут. Оказывается, есть и другие люди, такие, как вы. Нет, конечно, вы счастливый человек!

— Вот и ладно, коли так, — улыбнулся дед. — Пойдемте, однако, корюшку есть, поспела, поди… А то огольцы-то ваши все приберут, ничего не оставят!

Иван Васильевич тихонько тронул Иру за локоть и улыбнулся ей, как заговорщик:

— Может быть, ты не будешь так скора на расправу теперь? Если люди-то на Колыме разные, так можно и друга ударить ненароком, а?

Ира засмеялась и последней ступила на узкую гулкую лестницу.

Туча, полдня прождавшая за горизонтом ветра, медленно заклубилась и протянула по небу черные щупальца, как огромный оживший осьминог. Но заметила эту перемену только Ира, спускавшаяся по маячной лестнице, но и та не обратила внимания. Тучами на Колыме никого не удивишь.

…Рыба, испеченная Любой, таяла во рту. Корюшка сохранила даже свой неповторимый огуречный запах. Любу все хвалили, а она только медленно краснела и улыбалась. Возле костра царил мир.

Иван Васильевич отошел в сторонку — он не любил близкого жара. Уселся на плоский камень под обрывом и оттуда смотрел на ребят. Какие они все сейчас дружные, какие у них беззаботные, по-настоящему ребячьи лица.

Наташа тихонько подсела поближе к отцу:

— Ты больше не сердишься на меня, а? Я очень глупая, верно?

Он пожал плечами.

— Ты не глупая. И я не сердился, мне просто грустно и немного страшно за тебя. Ты — собственница, Наталья. Это хорошо: не будет половинных чувств. Но и опасно: можешь остаться одна. Только сейчас разговор этот не к месту. Дома потолкуем.

Наташа задумчиво кивнула: она ожидала чего-то совсем иного, но чего — не знала и сама. Отблески костра плясали на серых скалах, вспыхивали и гасли в серых глазах отца.

— Слушай, — сказал Ян Радже, — а ведь из этого лагеря надо рвать когти, пока не поздно. Порядочки в нем будут детские: сюда нельзя и туда нельзя. Словом, дети до шестнадцати лет не допускаются.

Они шли последними, замыкая далеко растянувшуюся вдоль берега цепочку, и их никто не слышал.

— Рви, если можешь! — усмехнулся Раджа. — Тебе что? Предки богатые, хоть в Лоо, хоть в Палангу отправят. Только захоти. А по мне, лучше уж здесь летом придуриваться, чем дома редиску на базар таскать.

Со стороны обрыва послышался задыхающийся треск мотоцикла, и мимо ребят мелькнул парень в черной кожанке со сложенным ружьем за плечами. Он проскочил по камням и водомоинам так, словно мотоцикл его не умел падать.

Раджа восхищенно ахнул:

— Во дает! Это я понимаю.

А Ян неожиданно резко отстранился и даже побледнел, когда мотоцикл пролетел мимо. Раджа заметил эту перемену:

— Ты чего? Испугался, что ли?

Ян криво усмехнулся:

— Я не испугался, а просто… Вот послушай, ты никогда не задумывался над тем, что окружающие думают и чувствуют не так, как мы сами?

— Чего, чего? — не понял Раджа и даже остановился.

— Ну, вот, например, этот парень. Ты видишь, что он едет тебе навстречу, и не боишься, потому что невольно ставишь на его место себя. Ты ведь не наедешь на человека? Значит, и он должен поступить так же. Но он-то другой, он не ты! И никто, кроме него, не знает, что он думает, что чувствует! А может, ему на все наплевать? И на страх, и на закон?