Порошок идеологии (сборник) - страница 20

стр.

— Я… — прошептала Ольга, — товарищ Эн?..

— Так точно… — Темная фигура — это был член комитета — вышла из-за памятника и подошла к ней. — Я уж думал, вы не придете… Но почему вы?.. Я думал Николай…

— Николай провалился, — резко сказала Ольга. — Куча неприятностей!.. У Федина сегодня был обыск. К счастью, ничего не нашли… Вот литература…

— О-го!.. Солидно!.. — товарищ Эн подхватил сверток. — Но вы-то, до вас они не добрались?..

— Нас выследили тоже! — Ольга присела на подножье памятника.

— Выследили?.. Вас?.. — товарищ Эн отступил.

— Да. Сегодня были охранники… Вачнадзе сплел целую басню. Кажется, поверили… Но если б не его находчивость… Ведь знаете, Николай остался у нас. Он с Василием ждали внизу…

— И как вы, товарищи?.. — спросил комитетчик.

— Пока, по-моему, мы в безопасности… Николай расхаживал по городу, он слишком рисковал… Теперь для связи буду я. Если комитет согласен, мы думаем продолжать дело!..

— Правильно!.. — комитетчик потер лоб. — Мы не можем ждать больше!.. Валяйте, печатайте, пока возможно!.. Вот текст следующей листовки!

Он пожал Ольгину руку. Из-под темного платка на мгновенье блеснули Ольгины серые глаза. Ее стройная фигура исчезла за кустами.

— Боевая баба… — сказал товарищ Эн. — Ночью, одна, не боится… Да и все они отчаянные парни… Если провалятся — это будет удар!

Он подхватил сверток и вновь обогнул памятник. Прошло минут двадцать. В небе стояла луна, черные и белые кресты простирали в стороны прямые руки. Где-то завыла собака. Вдруг легкий тревожный свисток раздался совсем близко.

Из-за памятника ответили тем же. Через несколько секунд худая фигура выступила из кустов.

— Товарищ Семен?.. — прошептал ожидающий.

— Товарищ Эн?..

Вновь пришедший подошел вплотную. Он был тощ и высок, одет в пиджачную пару, из-под изломанной кепки смотрели голубые глаза.

— Пока никого нет?.. — спросил он.

Вновь раздался еле слышный свист. Вторая фигура вышла из-за кустов.

— Вот что, ребята!.. — сказал комитетчик. — Этот сверток для вас двоих. Здесь летучки, восемьсот штук. Завтра раздадите на фабрике по цехам. Ты, Семен — на ткацкой, ты, Сидоров — на красилке. Теперь хорошо, типография под рукой, с литературой заминки не будет… Только, смотрите, осторожно!.. Все понятно?..

— Как будто все! — разом ответили рабочие.

— Ну, товарищи, пошли!.. — сказал товарищ Эн.

Он двинулся первый и исчез в черных кустах. Вслед за ним последовали оба другие…

Иван Родионов, новый ткач фабрики братьев Морозовых, сидел на своей кровати в общей фабричной спальне и писал письмо домой.

Собственно, ткачу Родионову принадлежала только половина всей кровати. Братья Морозовы были люди деловые и не могли слишком баловать своих рабочих!

В общих спальнях каждая обычная кровать была разделена посредине продольной дощатой перегородкой, узкие грязные тюфяки свешивались на пол с той и другой стороны. Вся огромная комната спальной была плотно установлена такими двойными кроватями.

Закоптелая керосиновая лампа, покачиваясь посредине, еле освещала эти кровати. Концы спальной тонули в полной густой темноте. Дружный измученный храп наполнял воздух. Спали рабочие, утомленные каторжной двенадцатичаоовой работой. Но кровать Родионова была посредине, и он мог позволить себе удовольствие написать письмо домой.

«Дражайшая наша супруга, — писал Иван Родионов. — Прежде всего извещаем вас, что нахожусь я в добром здравии, но опять же на другой работе. Времена сейчас тяжелые, рабочих рассчитывают до невозможности, потому, говорят, война и терпеть должны все. Но свет не без добрых людей, а потому я у дела снова. А работаю я на фабрике братьев Морозовых, а фабрика у нас огромадная, одних рабочих две тысячи душ. И работает здесь еще сын сестры Семен. Парень он неспокойный, против хозяев говорит и все такое, а потому рабочие очень его уважают, а я не то что бунтовать, а только о том и думаю, как бы домой вернуться и наш погоревший дом отстроить. И мучаюсь я этим денно и нощно».

Иван Родионов вздохнул и послюнявил огрызок карандаша. Был он маленький, юркий мужиченко, с карими зрачками, с лицом, до самых глаз заросшим рыжеватой бородой. Ему хотелось спать, ломило спину после дня работы. «Завтра докончу» — подумал он и сунул листок под кровать.