Порошок идеологии (сборник) - страница 38

Они сошли вдвоем на просторной площади, а яркий автобус унесся вдаль.

— Поручик, — сказал князь. Он стоял, закинув голову, и выжидательно и просяще смотрел на Журбачева, — мы сейчас расстанемся — я пойду направо, вы налево. В последний раз выслушайте меня, поручик.

Поручик обернулся. Он ждал, опираясь на трость.

— Миша! — князь плотно ухватил его за мягкий обшлаг. — Миша, ты неправильно понял… Даю слово князя и дворянина, я был уверен, я и теперь уверен, что казню большевиков. Да, верно — я беру поручения у частных лиц. Но разве это не все равно? Я брал деньги, но за что? Я должен жить, не могу издохнуть, как пес. Вот и сегодня — разве не большевика, не проклятого советского агитатора я убью сейчас?

Поручик молчал. Князь продолжал возбужденно:

— Миша, подумай, ведь это же риск, даже я не пошел бы на это за деньги. Охотиться за человеком, идти одному, убивать его сзади… Тебе говорят — в такой-то час, в таком-то месте вы встретите такого-то. И больше ничего. Если я попадусь, меня будут судить, как убийцу. Разве можно это сделать за деньги? Разве можно поверить…

Он робко взглянул. И острое бешенство, бешенство жирного человека горячей струей вновь толкнуло его в сердце.

Поручик верил. Он стоял также, опершись на трость, устремив вниз свои большие карие зрачки. Но в этих зрачках князь не прочел ничего хорошего. В них были презренье, гадливость, страх, и только сочувствия себе не видел в них ротмистр.

— Хорошо, — сказал поручик, — я, князь, понимаю, не мне осуждать вас… Может быть, — он подыскивал слова, — может быть, вы правы в своем роде. Но, простите — почти двенадцать. Я должен идти…

Они стояли в самом центре площади, зыбкий свет высоких фонарей с четырех сторон теснил и разгонял мглу. Недалеко были деревья парка.

Неожиданно что-то странное, похожее на жуткое предчувствие, начало зарождаться в сознании князя. Он опустил руки и отступил назад.

— Вы идете в этот парк?

Поручик сделал утвердительный жест.

— Я вам не советую делать этого, господин поручик.

— Вы шутите, князь? — поручик тоже отступил, меряя князя взглядом. — Я иду туда на частное свидание. И я запрещаю вам мешаться в мои дела.

— А я, — крикнул ротмистр, — я запрещаю вам идти в этот парк.

Поручик пожал плечами и пошел к парку.

— Я запрещаю вам это потому, — сказал князь голосом глухим и медленным, — потому что вы противник политических убийств. А через пять минут, ровно через пять такое убийство произойдет в этом парке.

— Но, князь; этого не может быть, — поручик обернулся потрясенный, — в этом парке меня дожидается дама.

Он не видел, как переменился в лице князь Львов при последних словах. Теперь он уже сам схватил его за большую, горячую руку. И эта рука начала дрожать мелкой пугающей дрожью.

— Вас будет ждать дама? — мертвым голосом сказал ротмистр. — Дама в сером авто на третьей освещенной аллее? Вы подойдете к ней и сядете в авто? Так?

Теперь понял и поручик. Совсем другими, расширенными, осознавшими все глазами смотрели они друг на друга.

— Хорошо, — после долгого молчанья сказал ротмистр, — идите.

Но Журбачев не уходил. Он смотрел на ротмистра, и сопоставлял, и думал. Он был безоружен, кругом было пусто, ни одной живой души. Его сердце колотилось коротким, отчётливым стуком.

Ротмистр стоял неподвижно — короткая, упрямая фигура, в долгополом пальто, с руками, засунутыми в карманы. Из-под сломанного козырька кепки маленькие глаза внимательно следили за Журбачевым.

— Князь! — нерешительно произнес поручик. — Князь!

Князь молчал, стоя в той же позе.

— Хорошо, князь, я пойду, — сказал поручик, и его упавший голос неожиданно охрип, — я пойду и не обернусь ни разу. Но помните, моя смерть, именно моя, камнем ляжет на вашу душу. Вы знаете, кто я, каково мое прошлое, и скажу еще — мою любовницу зовут фон-Финк, она жена банкира Финка…

Он оборвал и пошел. Кулаки Львова сжались в карманах; он стоял напряженный, с толстым, багровым лицом, глядя вслед уходящему Журбачеву.

Вот правая рука шевельнулась, выползла с толстым, коротким маузером. Он поднял руку и вновь уронил ее.

И вдруг уходящий изменил свой размеренный шаг. Он не выдержал. Он странно пригнулся и побежал. На белых плитах, на черном фоне близких деревьев его элегантная фигура делала фантастические зигзаги.